Котировка страсти, или Любовь в формате рыночных отношений

Карина растерялась. Просто стояла и с непониманием, настоящей растерянностью смотрела на него. Как на что-то совершенно необъяснимое и непонятное, а оттого — невозможное. И на какое-то мгновение он увидел в ней нечто, всего лишь на крохотный миг. Какое-то выражение в глазах Карины, которого еще не видел.

Это был не страх, не ее профессиональная личина. И не отстраненность, не та пустота, с которой она смотрела на него вчера вечером. Что-то такое, чего Карина еще никогда ему не показывала. Да и сейчас, вряд ли, чтоб хотела ему открыть это неуверенное, растерянное обличье. Он сомневался, что она осознавала, как именно смотрит на него в эту минуту. Костя всматривался, но не мог его понять. Старался, но не удавалось уловить ее мыслей в огромных синих глазах.

За ее спиной тихо открылась дверь, на пороге столовой возник веселый Никольский. Застыл, за секунду оценил обстановку и так же тихо исчез, аккуратно и бесшумно закрыв двери. Карина его даже не заметила. Она продолжала смотреть на Соболева с тем же выражением, что-то выворачивающим у него внутри.

И вдруг он понял.

И это открытие настолько его дезориентировало, что и сам Костя на какое-то мгновение замер, подобно ей. Просто стоял и смотрел. А потом осторожно притянул ее к себе и крепче обнял, закрыл глаза, прижавшись щекой к ее волосам.

Она дернулась, попыталась что-то сказать, оттолкнуть его. Но Костя просто продолжал спокойно обнимать, не выпуская. ЕЕ. Дашу.

Сейчас, он действительно увидел разницу. И это его ошеломило.

Нет, он даже на миг не поверил, что она вдруг, в один момент, поверила ему и потому открылась. Скорее, Константину просто удалось ее совершенно сбить с толку, настолько поколебать устои ее реальности, что она растерялась. И позволила на мгновение заглянуть туда, куда, наверняка, никому не позволяла.

Он знал, что сейчас это пройдет. Еще один удар сердца, и все исчезнет. Она вернет себе контроль. Но в это мгновение он просто испытывал необходимость обнимать ее. Потребность, не нуждающуюся в словах, обоснованиях или объяснениях.

— Мне надо поговорить с Борисом. — Он знал, что должен сейчас уйти. Должен оставить ее и дать ей время вернуть свою оболочку, защиту. — Позовешь, когда этот твой Фил накроет на стол.

Она не ответила. И не пошевелилась.

Легко скользнув губами по ее волосам, Костя быстро вышел из столовой, даже не попытавшись опять посмотреть в ее глаза. Если он сейчас не был уверен в том, как к этому относиться, что про нее, наверняка, можно говорить? Окликни она его, он не знал, как бы назвал ее, обернувшись. И не был уверен, что эта женщина сейчас готова услышать, как он называет ее настоящим именем.

Честно говоря, у него уже порядком замерзли пальцы. Да и лицо почти онемело от холода. Но это никак не мешало продолжать неподвижно сидеть на выбранном месте и следить за домом. Потертый, побывавший с ним не в одной переделке бинокль, не подвел и в этот раз. Хорошо, что когда-то он не пожалел денег и потратил на такие вот необходимые мелочи едва ли не весь гонорар за убийство одного криминального авторитета в столице. Все эти приспособления не раз, и не два облегчали ему и жизнь, и выполнения заданий и заказов. Но сейчас он наблюдал за домом Соболева не по чьему-то поручению. У него здесь имелся личный интерес.

Это злило его, но, как назло, никто не рисковал заказать Соболева. Никто не порывался пока убрать такую мощную фигуру с арены. Этот гад умел вертеться так, что всем оказывался куда полезней живым. Слишком многие люди были в нем заинтересованы и повязаны делами. Даже Шамалко хотел лишь иметь возможность надавить на Соболева. Заставить сотрудничать.

Падла. Живучая падла. Он всегда умел крутиться и раньше всех увидеть, где что-то цапануть. Вон, сколько отхапал. Живет в хоромах. Не подступиться к нему, не подобраться. И никто не пытается от него избавиться. Никто не видит, что Соболев должен умереть.

Только он.

Но, ничего. Еще будет время все изменить

Уж Соболеву-то, наверняка, не приходилось валяться в грязи и холоде, выслеживая объект сутками. Этот гад имел все, что только можно пожелать с рождения.

Как же его бесил этот Соболев! Всегда, с самого начала! Соболев был квинтэссенцией всего, что он ненавидел в людях. Но никто не разделял его чувств. Соболевым восхищались, с ним стремились дружить. Это было прибыльно и выгодно. Он тоже пытался проникнуть в круг его близких. Но Соболев, этот гад, словно нюхом чуял, что не все чисто, и никогда не подпускал его достаточно близко.

Но, ничего. Ничего. Он дождется. Дождется одной-единственной ошибки. Больше не надо. Одной оплошности будет достаточно. Только вот, все то время, что он следил за Соболевым, ни тот, ни его охрана не допускали таких ошибок.

И это злило. Бесило. Приводило в ярость. Заставляло срываться и самому совершать оплошности. Да. Не следовало тогда позволять своему бешенству вырваться на волю. Это было большой ошибкой. Очень большой.

Однако, похоже, что на последствия никто не обратил особого внимания. И это хорошо. То, что у всех нашелся иной объект вины. Хорошо.