Котировка страсти, или Любовь в формате рыночных отношений

А Карина, вдруг, совсем непонятно для него, засмеялась. Громко. Грубо, потому что голос был сорван криками. И так, что у Соболева похолодело в затылке. Словно она была сумасшедшей.

Карина слушала его, но слова плохо доходили до сознания, как бы Костя не кричал. Она даже не до конца понимала, зачем он что-то спрашивает, зачем мечется по ванной? Что он от нее хочет? Почему не даст прийти в себя? Не оставит в покое?

Она пыталась что-то отвечать, но и сама плохо соображала, что говорила. Разум отказывал. Он нуждался в передышке. Слишком тяжело далась ей эта ночь.

Тело, привычно стараясь спрятаться, избежать боли, жалось, словно пыталось раствориться в кафеле. Но Карина даже не осознавала этого.

И, наверное, именно потому, услышав его обвинение, она вдруг сорвалась. Как будто, в каком-то месте стены, за которой она так долго это все прятала, кладка прохудилась. И плотину прорвало от слабого толчка.

Не вовремя. Некстати. Глупо и опасно. Но Карина уже утратила контроль над событиями и собственным телом. Даже сознание перестало ей повиноваться.

Она захохотала. Карина и сама не знала, отчего. Что тут смешного? Ничего. Но она не могла остановиться.

Посмотрела на застывшего Соболева.

Смех пропал так же внезапно, как и накатил на нее. А ему на смену пришла дикая обида и такой гнев, который уже однажды толкнул ее за грань людских норм и морали.

— Да, я мазохистка!

Заорала Карина, не обращая внимания, что горло болит и сипит. Ей стало до боли обидно от его слов. Что он понимал, в конце концов?!

— Ненормальная извращенка, которая ловит кайф, когда ее избивают. Точно! Как же все просто у вас, а?! А я и не догадалась сама. И еще шлюха, которая совращает мужчин и добивается от них чего угодно своим телом. — Она посмотрела на него с настоящей ненавистью. От апатии и опустошенности не осталось и следа. — Я эти слова с двенадцати лет слышу. Ты не оригинален, Костя. Именно это орал мне на ухо отчим, чтобы оправдать себя, избивая и насилуя через два месяца после того, как умерла моя мать. Это он орал мне в ухо следующие четыре года, продолжая делать со мной то же самое каждую ночь. Пока я не оказалась достаточно сильной, чтобы убить его, пьяного, заснувшего на мне.

Она резко отвернулась, стиснув зубы от боли. Надо было замолчать. Немедленно умолкнуть. Об этом не знал никто, кроме Димы.

Но бушующие внутри чувства: ненависть, обида, злость, боль, просто, усталость от всего — уже не поддавались контролю. Они выплескивались из нее. И, казалось, она просто взорвется, если не выскажет все. А он еще смел упрекать ее. Да что он знал о ней и ее жизни, этот Соболев?!

— Я люблю Диму?! — Она рассмеялась, горько, хрипло. — Я ненавижу его! Ненавижу так же сильно, как ненавидела отчима, от тела которого он помог мне избавиться. Только его убить — мне сил никогда не хватит. Я ненавижу его! — Повторила Карина, уткнувшись головой в кафель. — Он тогда еще на улицу ходил, когда не мог больше управлять желанием и жаждой насилия. А тут я, какая-то девчонка, пытающаяся дотащить тело до ближайшей речки. Он был таким тяжелым. Безвольным, как тряпка. Но таким тяжелым, Господи… — Невпопад добавила она, потонув в воспоминаниях.

Карина не могла это контролировать, воспоминания, прошлое, с головой захлестывали ее. Она теряла ощущение реальности.

— Картов избавился от него. Не знаю, как. Просто позвонил кому-то, а меня увел. Ему понравилась идея, что теперь не надо искать, на кого нападать. Я всегда рядом, и меня можно насиловать, сколько душе угодно. И меньше шансов, что он погорит на своих пристрастиях. А ты думаешь, что я люблю его за это?! Двадцать лет! Двадцать лет он меня мучил, а я его люблю?! Да я у него в руках, и ничего не могу с этим сделать. Он и сейчас может обвинить меня в том убийстве, если захочет. А я не хочу умереть на зоне за ту сволочь! За что угодно, но не за того…

У нее больше не было сил стоять. Карина сама не заметила, что сползла по стенке вниз, и сейчас почти лежит на полу, кутаясь в полотенце.

Ярость схлынула, словно волна отступила назад. Осталось пустота. Огромная, черная. Безразмерная. Поглотившая всю ее.

— Уходи. Не убьют они меня. Я тоже научилась играть по вашим правилам за эти годы. — Закрыв глаза, она устроилась щекой на плитке. — Они знают, что если я умру, в газеты попадут факты, которые, если и не уничтожат их, то подмочат репутацию. Перед выборами это никому не надо. У меня есть несколько хорошо знакомых журналистов, которые получат много фото и файлов, в случае моей смерти. Так что, не убьют. Накажут — да. Ну и пусть. Зато, я хоть раз смогла испортить его планы. Хоть раз выступила против. — Она уже шептала и сама себя плохо слышала. Голос сорвался окончательно. — А ты… Шамалко против тебя же. Дима говорил. Ты используешь это. — Невнятно закончила Карина.

Она слышала его шаги. Понимала, что Соболев подошел к ней. Но даже отползти не могла, хоть подсознание надрывалось, требовало этого. Все, сегодня Карина дошла до предела. И пока ей не дадут время прийти в себя, она ничего уже не сможет.