«Котолизатор»

Венцель тем временем продолжал защищаться:

– Сие не добывание, а научный эксперимент, который в будущем принесет большую выгоду государству. Представьте только, сколько золота можно будет собрать в казну, если каждый кассир в каждом банке станет считать золотые монеты не на столе, а на шерстяной ткани? И почему вы решили, что я действую тайно? Нет! Опыты я произвожу с позволения начальства. Правление банка даже выделило финансирование.

– А казначейство извещено? – строгим голосом спросил Крутилин.

Ну не мог он просто так отпустить Венцеля. Столько времени из-за него потерял. Опять же перед Всенощной не выспался. А кассир еще и уязвить его умудрился. И не раз!

– А я почем знаю? Я кассир, в казначейство не вхож, спросите у начальства.

– Где проживает?

– На Малой Морской. Однако именно сейчас в отъезде-с. И до окончания Святок не вернется.

Иван Дмитриевич призадумался. Ох, как ему хотелось, чтобы Венцель провел ночку-другую в камере для задержанных. Но посадить его туда на десять дней? То явный перебор. Как ни крути, кассир этакого наказания не заслуживает.

– Хорошо, ступайте, – сказал он со вздохом.

Венцель откланялся.

– Завтра навестишь Петра Петровича, все ему растолкуешь, – выдал задание Фрелиху Крутилин.

– Извините, но придется вам самим, Иван Дмитриевич, – возразил ему старший агент. – Помните, отпуск обещали?

– Помню, – буркнул Крутилин.

– Значится, завтра уезжаю. С Рождеством вас.

– И тебя. Но чтоб к Крещению вернулся. Сам знаешь, самая у нас горячая пора – пока честной народ в проруби окунается, карманники чистят шубы от кошельков. Каждый человек на счету.

Фрелих заверил, что вернется непременно, и ушел.

А Иван Дмитриевич заказал себе водки. В голове вертелась песенка, что Никитушка сочинил:

Кисоньке-кисоньке,
кисоньке-мурысоньке
Тяжко жить зимой
На улице одной.

Он подозвал полового:

– Молочко найдется?

– Для вас, Иван Дмитриевич, даже сало в пост.

– Сало тоже тащи.

Взяв узелок со снедью, Крутилин отправился обратно на Пантелеймоновскую. Сарай в темноте отыскал не сразу.

– Кис-кис-кис, – позвал он. – Кис-кис-кис.

В темноте сверкнули медовым цветом два глаза.

Иван Дмитриевич разложил на снегу еду, налил в прихваченное из трактира блюдце молочка. Глаза внимательно за ним наблюдали, но их обладатель подойти не решался. Иван Дмитриевич попятился назад:

– Ну же, не бойся.

И увидел маленького черного котенка, дрожавшего от холода. Убедившись, что Крутилин отошел на безопасное расстояние, тот подбежал и жадно начал есть. Дав ему насытиться, Иван Дмитриевич подошел, взял на руки и понес домой.

Открыла ему Прасковья Матвеевна:

– Так я и знала, что блохастого притащишь, – сказала она, перегораживая путь в квартиру.

– Дай-ка пройти, – попытался оттеснить ее Иван Дмитриевич.

– Лучше уходи. Совсем. Навсегда. Долго я терпела. Но то, – Прасковья Матвеевна указала на котенка, – последняя капля.

– Никитушка просил…

– Хочешь, чтобы я этому коту брюхо вспорола на его глазах? Уходи, Иван Дмитриевич. А если развода желаешь, я только за.

Прасковья Матвеевна захлопнула дверь. Крутилин уселся на ступеньки. По его лицу потекли слезы. Котенок стал их слизывать.

– А ты и впрямь, Котолизатор. И слезы лижешь, и процессы ускоряешь. Сколько лет тянулось, все решиться не мог, а пришел с тобой и все разрешилось. Никитушку только жалко. Буду надеяться, что поймет, когда вырастет. Ну шо? Поехали к Ангелине?

Через пару месяцев правление банка, заслушав доклад кассира Венцеля о произведенных им химических опытах и сравнив расходы с возможными доходами, велело эксперимент прекратить.

– Овчинка выделки не стоит, – так объяснили решение Венцелю.

А Фрелих на Крещение не вернулся. Вместо этого прислал телеграмму, что более служить в сыскной не намерен. Иван Дмитриевич, конечно, расстроился, но что поделать? Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше.

В конце лета ограбили лейб-дантиста Рохворга. Среди прочего украли десять лотов[10] золота.

– Зачем вам так много? – спросил у него Крутилин.

– Так по дешевке, – пояснил Рохворг и почему-то подмигнул.

Иван Дмитриевич расценил фамильярность по-своему и строго спросил:

– Шо? И ворованным не брезгуете? Тоже мне, лейб-дантист.

– Откуда мне знать, что ваш помощник торгует краденым? – делано пожал плечами Рохворг.

– Что? – схватился за сонетку Крутилин.

Но чиновник по поручениям Арсений Иванович Яблочков оказался ни при чем. Выяснилось, что золото дантисту продал Фрелих. В адресном столе Крутилин выяснил, что тот обитает в престижных меблирашках на углу Невского и Садовой.

Фрелих за полгода преобразился – благоухал дорогим одеколоном, одет был в костюм с иголочки, в руках трость с серебряным набалдашником:

– А, Иван Дмитриевич! Какими судьбами? Честно признаться, сам к вам собирался. Коньячку?

– Ты шо, наследство получил?

– Можно сказать и так.

– А хочешь, обыск учиню?

– С какой такой стати? – удивился Фрелих.

– Говорят, золотишком торгуешь…

Бывший агент улыбнулся:

– Есть такой грех.

– Где взял? Краденное с приисков скупаешь? Так вот зачем на Урал подался…