Котоняня таверны «Грань»

— Это и не было наследство. Просто подарок. Даже, скорее, моей будущей жене или дочери, если таковая будет. Единственное личное ценное имущество, что у нее было до брака. С тем же успехом она могла подарить его свекрови, горничной, а то и уличной побирушке. Продавать драгоценности я не буду и в самые голодные времена, учитывая, что это память о матери, наряду с приютом. Носить же… Не уверен, что бриллиантовое ожерелье и серьги подойдут к моему фраку. Потому они хранятся в банковской ячейке вот уже лет семь.

Чувства у меня возникли двоякие. С одной стороны, практичная часть меня порадовалась, что приличия будут соблюдены и никто не сможет упрекнуть Равана в том, что его жена ходит без подобающего статусу драгоценного обвеса. С другой стороны, он собирался выдать мне не какие-то случайные сережки, а серьги, которые он сказал, что не продаст, даже если будет голодать. Это не те украшения, которые может примерить случайная приятельница или коллега. То, что формально я жена, ничего не меняет.

И ответственность за столь ценную вещь мне не нравится. Заплатить за потерянную брошь круглую сумму с моим непонятным доходом трудно, но выполнимо. Компенсировать потерю памятной вещи… невозможно.

Раван увлек меня в отделение банка. Фасад, да и внутренний интерьер не отличались роскошью и пафосом, зато и от тяжеловесных необъятных колонн, и от сотрудников веяло какой-то основательностью и надежностью.

Встретил нас чернявый смуглый клерк, скороговоркой спросивший, чем он может нам помочь, и тут же пригласил своего коллегу, который и повел нас в подземную часть банка, где располагались ячейки.

Кажется, я настолько привыкла к окружающей меня магии, что встретить нечто похожее на механизм стало для меня полнейшей неожиданностью. Зал ярко освещался льющимся с потолка искусственным светом. Клерк пригласил нас за конторку, где сверился с журналом и проверил документы Равана.

— Все верно.

Сдвинув прямоугольную плитку, скрывавшую рычаги, он быстро набрал код, и дальняя стена пришла в движение. Открылся проем, и в нем стали появляться и исчезать круглые дверцы, как будто ячейки проезжали мимо проема на скрытой за стеной ленте. Каждая смена сопровождалась тихим щелчком.

Я заметила, что Раван с некоторым любопытством следил за моей реакцией, но стоило мне вопросительно выгнуть бровь, как он поспешно отвернулся.

Раздался звук, похожий на удар гонга, и я перевела взгляд обратно на стену. В проеме застыла очередная ячейка.

— Благодарю, — кивнул Раван.

— Я оставлю вас, — поклонился клерк.

Дождавшись, когда мы останемся одни, Раван, не скрываясь, набрал код на самой ячейке. То, что я могу запомнить последовательность, его не напрягло.

Дверца открылась с очередным щелчком, и Раван вытащил игрушечную карету из дерева. Меня поразило внимание мастера к деталям и тщательность исполнения. Шестерка лошадей выглядела как живая, легко было представить, как кони срываются в забег и уносят карету.

Раван же без капли колебаний открутил с кареты крышку. Игрушка оказалась ларцом.

— Почему игрушка? — не выдержала я. И так долго молчала.

— Чтобы не вызвать подозрений, — невесело хмыкнул Раван, вынимая из шкатулки рубиновое колье. Протянул его мне, но у меня в голове мигом замелькали многозначные числа примерной стоимости этого сокровища, и я в ужасе замотала головой.

— Не вздумай! Для ломбарда чересчур, — кинула я наобум.

— Хм. Пожалуй, ты права, жемчуга достаточно, — согласился он, вынимая следующее украшение, не выглядящее так, будто мне пришлось продать почку, лишь бы примерить его на пару минут. Кажется, кто-то поскромничал, называя подарок матери «гарнитур и пара колечек».

— А какие подозрения ты мог вызвать? — нахмурилась я, поворачиваясь спиной и позволяя застегнуть на шее нитку некрупного жемчуга, удивительно гармонично вписывающегося в мой образ.

— Да все те самые. Бастард ничего не наследует, но никто не может запретить родителям дарить своему ребенку подарки, если есть возможность. После совершеннолетия бастард обязан покинуть дом, где его воспитали, взяв с собой лишь личные вещи. Одежду и, опять же, возможные подарки… Если хозяин дома позволит. Сама понимаешь, в таком случае кто-то уходил и селился даже где-то поблизости, получив все наследство в качестве подарка, а кого-то прогоняли в одном нижнем белье. Не смотри на меня с таким ужасом, в моем случае все не так плохо. Муж матери меня не любил по понятным причинам, но пересуды не любил еще больше, так что мне позволили вынести всю мою одежду и пару памятных игрушек, — кивнул он на все тот же ларец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ага… — заторможенно кивнула я. Больше поражало спокойствие Равана, рассказывающего это так, будто речь о чем-то несущественном. — А почему не вынести в карманах?

Раван ничего не ответил, лишь криво усмехнулся и, достав жемчужные серьги, вернул шкатулку обратно в ячейку.

— Постой, тебя что, еще и обыскивали на выходе из дома, прям выворачивали карманы? — дошло до меня.