Котов обижать не рекомендуется

Этот бесконечный стишок Светлана помнила с детства и меньше всего ожидала, что из него можно сделать ноту протеста офисного планктона.

– Включи погромче, а? – попросил Дрозд. – Там дальше речитатив, я его никак не разберу.

Света прибавила звук.

– Наслаждайся.

«А кого-то ждет свидание, купание в субботу! – затараторила Лера. – Но ты сидишь на своей пальме и строгаешь отчеты. Тебе пришлось ползти наверх, и это было непросто, но ты видел перспективы карьерного роста. Теперь оттуда видно море, берег, чайки, понтон и ты отныне важный клоп, а не какой-то планктон!»

– Можешь выключать, – разрешил Дрозд.

– Уверен? Там дальше будет про трансцендентальную тоску клопа и утрату смысла жизни. Клоп хочет искупаться в море, но не может, потому что для этого нужно лезть вниз.

– Да и черт с ним. В какое-то странное направление уходит твоя Лера. Это все довольно вторично.

– Экспериментирует, – оправдала Света певицу. – Ты слишком многого от нее требуешь. Какая конкуренция самая тяжелая, знаешь? Конкуренция с самим собой. Лере еще долго будут ставить в пример ее же собственные песни вроде «Двести двадцать вольт». Она пытается уйти от того, что делала три года назад, и тебе, как музыканту, это должно быть понятно.

– Мне понятно… – Дрозд задумался на несколько секунд. И когда Света уже была готова выслушать взвешенное мнение о тенденциях в музыкальном развитии певицы, решительно закончил: – Мне понятно, что я жрать хочу, как из пулемета. Поехали, перекусим, пока есть время.

Если Света хотела описать какое-то место в Москве, она говорила так: «Это на Садовом, неподалеку от дома с мозаикой, там еще справа сквер с голубыми елями».

Если Дрозд хотел описать какое-то место в Москве, он объяснял: «Это между «Сырной дыркой» и «Оладушками», если идти пять минут вглубь от бывшей столовки номер семь».

Он ориентировался в столице не хуже мыши в буфете, знающей, где можно достать кусочек пряника, печенье, а то и пастилу, а где стоит обойти рассыпанную отраву. Он держал в памяти невероятное количество кафе, ресторанчиков и простецких забегаловок, где можно было купить беляш «как из детства» или съесть, обжигаясь, тарелку горячих, вкусных до умопомрачения пельменей. Дрозд не был гурманом, а всем прочим блюдам предпочитал жареную картошку с лисичками в сметане. Но, бродя с ним по Москве, можно было не беспокоиться о том, где поесть и как после этого остаться здоровым.

На этот раз он привел Свету в маленькое кафе, выдержанное во французском стиле. Столики в зале стояли плотно друг к другу, а Света терпеть не могла есть в тесноте. Но Дрозд, не останавливаясь, проследовал дальше и вышел во второй зал, где в дальнем уголке, у окна, обнаружилось уединенное место. На подоконнике буйствовала красная герань, солнце теребило листья, а стеклянные солонка с перечницей отправляли друг другу солнечные зайчики.

Света с удовольствием опустилась в кресло.

– Чудное местечко. Почему этот столик не занят?

– Потому что здесь герань, – усмехнулся Дрозд.

Он раскрыл меню и углубился в изучение супов.

– Ну и что?

– Не всем посетителям нравится запах. Некоторые жалуются, что он отбивает аппетит.

– Почему же тогда ее не уберут?

Дрозд с сожалением оторвался от изучения холодных закусок.

– Невнимательное ты существо, Света. А еще фотограф. Как называется это заведение?

И снова углубился в меню, пока она пыталась вспомнить, как выглядела вывеска над окнами.

Сами окна вспоминались хорошо. Бело-синие полосатые маркизы над ними – тоже. А вот вывеска…

– Неразборчивое что-то красными буквами, – сформулировала наконец Света.

– Интересное название для кафе. Но нет. Попробуй еще раз.

Света засмеялась.

– Ты же понял, что я имела в виду!

– Что, сдаешься?

– Сдаюсь!

– Вдвойне невнимательное, – упрекнул Лешка. – На, любуйся.

И сунул ей под нос второй экземпляр меню, на кожаной обложке которого было вытиснено название кафе.

– Ле петит гераниум, – с трудом прочла Света по-французски. – А, «Маленькая герань»! Вот почему цветы!

– Не «лепетит гераниум», а «ле пти жераньюм». Да, именно поэтому. Так, супы… Луковый, грибной, тыквенный… Кстати, тыквенный здесь очень неплох.

– Закажи мне, – попросила Света. Не хотелось углубляться в меню, разбираться в ингредиентах, а хотелось сидеть здесь, в безмятежном уголке, и вдыхать терпкий аромат листьев.

Она любила герань. Как и все, создававшее в доме эффект уюта. «Вот взять кактус, – думала Света. – Кактус может жить у кого угодно. У одинокого сисадмина, например, или у молодой девушки, которой подарили кактусенка. А герань – нет. Если смотришь на окно и видишь там горшки с геранью, значит, в доме есть хозяйка. Она печет пирожки, разводит цветы на окне и… Что еще? И вышивает!»

Мысли о вышивке вернули Свету к Стрельниковой. Дождавшись, пока Дрозд сделает заказ, она спросила:

– Как ты думаешь, он нам поверил?

– Кто, Якобсон?

– Да. Что мы журналисты.