Котовский

Бежал из боярско-румынской казармы новобранец, которого избил щомполом взбесившийся от злобы офицер. Уходили за Днестр бессарабские крестьяне. Много старых, обстрелянных солдат, коптевших в окопах в тысяча девятьсот четырнадцатом, хотели теперь проверить, не изменил ли им в меткости глаз, не стала ли дрожать рука. Где же могли они сделать это лучше, чем в отряде Котовского?

Пришел в отряд и Ивась — тот паренек из уничтоженного артиллерийским огнем Дубового Гая, тот хлопец, который стрелял в панскую свадебную процессию. Он ходил в партизанах по украинским просторам да прослышал о Котовском, отыскал его, сообщил:

— Я не дуже богатый, но не скажу что бедный: частной собственности винтовка да патронташ. Достаточно, чтобы бить буржуев?

Пришел наконец и Леонтий. Радостно встретил Котовский старого друга. Они не виделись с тех пор, как Леонтий затосковал по дому и попросил отпустить его. Оказывается, он так и не побывал в своей семье. Усмехается, рассказывая об этом, Леонтий, но невеселая эта улыбка, и повествование о постигших его несчастьях — невеселое повествование.

— Перешли мы тогда Днестр благополучно. Пресвятая дева Мария, кто же знает днестровские плавни лучше меня!

— Ну, ну, дальше? Перешел ты Днестр и что? Отправился домой?

— Сразу же на том берегу и начались неприятности. Напоролись на заставу — уже плохо. Тут и расстались мы с Петром Васильевичем, обернулся он к Маркову, у которого в глазах стоял вопрос. — Да-а… И ведь стрелки-то они какие, а угораздили прямо в ногу. Схватили. Били смертным боем. Это уже там, в камере.

— Бить они умеют.

— Били, били, а потом порадовали: десять лет каторжных работ.

— Крепкий ты. Одно это тебя и выручило.

— Обязательно бы погиб. Но засела мне думка в голову: Котовский все перенес? Должен преодолеть и я! Не имею я никакого права погибнуть!

— Что молодец, то молодец! Правда, товарищ командир? — похвалил Миша.

— Конечно, молодец, — подтвердил Котовский. — Так и следует жить. Не сдавайся! Полосуют тебя, на куски рубят, а ты стой на своем. Не осилят. Не смогут одолеть. А уж если и умереть, то стоя, глядя врагу в лицо.

— Хорошо сказано! — Это говорил Чобра, искусный виноградарь, выросший под сверкающим солнцем Бессарабии. Горячие глаза у Чобры. И сердце горячее. Он совсем недавно в отряде. Он сам не знает, как это с ним случилось.

Подвязывал лозы Чобра. Шел мимо офицер. Ну так, обыкновенный офицер. Но ведь приказ что гласил? Все поселяне, встречавшие офицера, обязаны снимать шапку и кланяться. Так вот, Чобра как раз и не поклонился, больше того, даже повернулся спиной к господину офицеру. Последствия этого поступка не заставили себя долго ждать. Пришел урядник, предложил Чобре «следовать за ним». Куда следовать и для чего следовать — было Чобре понятно. А спина-то ведь не казенная. Не хотелось Чобре «следовать». И удалось ему уговорить урядника зайти в хату выпить по чарке. «Влепить двадцать пять горячих — это всегда успеется, — доказывал Чобра, — а вино у меня первостатейное». Одним словом, через какой-нибудь час бренное тело пьяного урядника, полностью разоруженного Чоброй, валялось на окраине села под сливой, а Чобры и след простыл. Переплыл Чобра Днестр и прибыл в отряд во всем снаряжении.

— Хорошо сказано! — повторил Чобра, и все обернулись к нему, ожидая, что он еще скажет. — Хорошие это слова, и они не сгинут, как зерно, брошенное в землю. Западут в сердца людские и прорастут. Надо жить гордо! Кто часто кланяется — криво растет!

— Ну и что же ты сделал дальше? — спросил кто-то Леонтия.

— Что сделал? Убил часового, добыл коня — и сюда, одно у меня место.

Крепкие люди приходили в отряд Котовского, и не было ни одного, чтобы Котовский не знал его по имени, и откуда он, и как жил раньше, и чего добивается, и за что хочет сражаться. И очень огорчался Котовский, что коней в отряде недостаточно. Когда приводили нового скакуна в отряд — это был праздник. Так радуются только новорожденному в хорошем семействе.

— Вот это конь! На таком коне можно вокруг света обскакать!

— Обскачешь на таком! Держалась кобыла за оглобли, да упала! поддразнивал кто-нибудь.

— А ты видел, как он идет на рысях?

— Наша Ласточка все же лучше. Как ты думаешь, Василь?

Василь, хозяин иноходца Ласточки, презрительно смеется:

— Моя Ласточка! Такой вы ищите — и на всей земле не сыщете!

— И искать не надо. Буря — вот это конь! Будь у меня миллион — я, не задумываясь, выложил бы на стол за Бурю! Бурю я бы на двух твоих Ласточек не променял!

— Всякий цыган свою кобылу хвалит!

Такие разговоры кончались иногда ссорой, и тогда шли к командиру, и его оценку уже никто не оспаривал.

Вот и Леонтий, когда бежал из каторжной тюрьмы, не забыл прихватить с собой в отряд коня. Конь — это нераздельная часть самого конника, первый друг его. В отряде Котовского скорее забудут позаботиться о себе, но коня не забудут.

Каждый день приходили новые пополнения. Из уст в уста переходила весть: Котовский собирает отряд!

3

Великий Октябрь порождал ярость в сердцах всех свергнутых с тронов, всех ущемленных в наследных правах.