Котовский

— Кто у них главные? Антонов и Токмаков? И знаменитый палач Плужников? Покопаться, так наверняка концы уходят за рубеж, там эта сатанинская кухня.

Летит эшелон мимо полей, мимо пашен. Смотрит, смотрит на мелькающие березы, избы, речки, лужайки сосредоточенный, растревоженный Савелий. Выспрашивает на больших станциях железнодорожников, ларечников, торговок всякой снедью:

— А что, родимые, Пенза тут далече будет?

— Какая тебе Пенза? Курск скоро будет. Курские соловьи.

Над штабным вагоном развевается флаг. Многие теплушки украшены свежими ветками березы. А в теплушках тренькает балалайка, звенят молодые голоса:

…Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон…

— Тетенька, почем огурчики?

…Утром на околице
Придержу коня.
Проводи, любимая,
На войну меня…

— Смотри, ребя, пашут. Хорошая, видать, земля.

— А ты разглядел? С птичьего полета?

— Сыздаля видно: чернозем!

…Эх, яблочко,
Трошки зелено!
С беляками кончать
Нонче велено!..

…На полице сухари,
На окошке каша,
Околеют богачи —
Воля будет наша…

Плакаты на железнодорожных станциях. Красные полотнища на вагонах:

«Да здравствует Первое мая — смотр мировой революции!»

«Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!»

Котовский поздравляет бойцов с праздником. Походные кухни работают полным ходом. Выданы сверх пайка спички и папиросы. Достали двадцать пять ящиков яблок. Одним словом, настоящий праздник.

Миновали Курск. Миновали Елец. Грохочут колеса. Покачиваются рыжие теплушки.

Лекпом Андрей Алексеевич Хошаев, которого бойцы видывали на поле боя в самое горячее время, свертывает цигарку желтыми от йода и табачного перегара пальцами и рассказывает командиру Лебеденко о вологодских лесах, о грибах, об охоте:

— Наш комиссар — вологжанин, он небось знает, какие там леса: нет им ни конца ни начала. Груздей — хочешь на телегу грузи, хочешь — в подол собирай. Груздями мы могли бы всю Россию напитать.

— Хорошая закуска! — соглашается Лебеденко, сроду не собиравший грибов.

— Идешь по такому лесу — смолой пахнет, в легкие попадает один чистый кислород, как из кислородной подушки дышишь!

— Ну, это уж, положим, ты хватил через край.

— Хочешь, побожусь? Ели стоят — в два обхвата. Березки серьги свесили, белотелые, стройные, хоть сейчас под венец — невесты!

— Да-а! — вздохнул Лебеденко. — Жизнь!

— Рябчиков этих, глухарей!.. — Лекпом замолкает, чтобы лизнуть свернутую цигарку. — Белки тоже…

Эту беседу слушает медсестра Шура Ляхович. Ей нравится, как рассказывает о лесах Андрей Алексеевич. Хотела бы она с кузовком побродить по лесным опушкам! Что делать — война. Не было еще ни одного сражения, когда Шура Ляхович отсиделась бы в санчасти. Поминутно рискуя жизнью, не обращая внимания на ураганный огонь, перевязывала она раненых, вытаскивала их с поля боя. Когда ее уговаривали уйти, Шура Ляхович отвечала: «Я лицо неприкосновенное, меня не заденет. А бросить вас я никак не могу».

В соседней теплушке организатор клубного дела, неутомимый театрал Канделенский собрал хоровую секцию и разучивает «Ой, у лузи та и ще при берези».

Данилов, любитель пения, подсел к Савелию. Пение настраивало его на возвышенный лад. Он мечтал о сельской тишине, о полях пшеницы, о покосах, о чудесах агрономии, о земном рае…

— Ты мне эту, старинную, как она воды напиться ему дала…

Савелий минуту думает и заводит вполголоса приятным тенорком. Данилов слушает, задумавшись, подперев рукой подбородок.

Помню, я еще молодушкой была,
Наша армия в поход на запад шла,
Вечерело, я стояла у ворот,
А по улице все конница идет.
Вдруг подъехал ко мне барин молодой:
«Напои меня, красавица, водой».
Он напился, крепко руку мне пожал,
Наклонился и меня поцеловал…

— Здорово, старина! Обязательно запишу себе эту песню, — восторгается Данилов.

Из соседней теплушки доносится:

…Заплакала моя Марусенька
Свои ясны очи…

А в следующем вагоне отплясывают гопака. На танцоров любуется Кирилл Михайлович Морозов — один из любимцев бригады. Кирилл Михайлович доброволец, пятидесяти лет. Пришел в бригаду Котовского с двумя сыновьями и участвовал во всех походах и боях. Сейчас на лице Морозова счастливая улыбка. Он хлопает в ладоши в такт музыке и выкрикивает:

— Гоп! Гоп!

Затем оборачивается к стоящему рядом лихому рубаке Бочарову, голубоглазому удальцу:

— Видал, каких кренделей выделывают? Я немножечко в этом вопросе разбираюсь, сам в молодости вприсядку откалывал. Ну, скажу, что первый класс, как они работают! Хоть сейчас в театр!