Внешне Александровский централ чем-то напоминал Котовскому замок Манук-Бея. Та же прочная, на века, кладка, такие же толстые стены, и даже узорчатые карнизы имели сходство с карнизами замка, только те смягчали угрюмость средневековой архитектуры, а эти словно в насмешку кружевно тянулись по фронтону с четкой надписью «Центральная каторжная тюрьма» и белыми надбровными дугами бугрились над подслеповатыми решетчатыми окошками, подчеркивая мрачность этого знаменитого царского застенка.
День шел за днем. Котовский старался быть рядом с политическими заключенными. Часами слушал их споры (вместе сидели эсеры, меньшевики, большевики, анархисты), стремясь вникнуть в суть разногласий, осмыслить, кто же прав.
Однажды Котовский услышал рассказ о том, что над Александровским централом реяли красные знамена. Хладнокровно и продуманно действовали политические. Неторопливо подошел староста политического барака Элий Балталон к надзирателю Емельянову и попросил передать записку начальнику тюрьмы. Но только тот перешагнул порог внешних ворот тюрьмы, как из барака выбежали заключенные и быстро забаррикадировали ворота бревнами и досками от разобранной мусорной ямы.
Поднята по тревоге охрана, часовой с вышки открывает огонь, но поздно. Ворота укреплены, а от пуль спасут толстые стены.
Вскоре над воротами взметнулся красный флаг, а немного погодя на трубе бани был поднят еще один. Объявлена «свободная республика». Зазвучали в полный голос революционные песни.
Так в полдень 6 мая 1902 года началось восстание политических заключенных под руководством двадцатичетырехлетнего Феликса Дзержинского. Они требовали объявить им места ссылок (а это нужно было, чтобы заранее выписать газеты, журналы и книги, установить связь с родными и товарищами по борьбе), требовали более гуманного отношения к ссыльным, требовали отдать им полученную на их имена корреспонденцию без предварительной пересылки для просмотра в Иркутск, требовали человеческого обращения со всеми заключенными.
В село Александровское из Иркутска спешит вице-губернатор и помощник Иркутского губернского жандармского управления с вооруженными солдатами. Но не испугались восставшие, не открыли ворота, хотя им грозили суровой расправой, и пришлось представителям власти вести переговоры с республиканцами через крохотное оконце, выходящее во двор уголовных заключенных. Губернские и тюремные власти угрожали, требовали безоговорочного повиновения, восставшие неизменно повторяли свои требования. Вели себя с достоинством. Все переговоры вела выборная тройка.
Революционные флаги развевались над царским застенком до тех пор, пока вице-губернатор не принял все требования «свободной республики».
Слушая рассказ о тех событиях, Котовский невольно сравнивал их с восстанием, которое сам пытался поднять в кишиневской тюрьме и освободить заключенных. Все шло хорошо до тех пор, пока действовала небольшая группа по заранее продуманному и согласованному плану, а как только была выпущена во двор не подготовленная к восстанию толпа арестованных - все усилия пошли насмарку. Предполагал же Котовский, разоружив тюремную охрану, вызвать по телефону в тюрьму товарища прокурора, полицмейстера, приставов, жандармских чинов, поодиночке арестовать их и запереть в камеры, а затем, вызвав конвойную команду якобы для проведения повального обыска в камерах, разоружить и ее. Получив таким образом в свое распоряжение оружие и форму конвойников, инсценировать отправку большого этапа в Одессу…
Котовский был уверен, что этот план удалось бы осуществить, если бы все арестованные действовали заодно. Этого, однако, не случилось. Разобщенность испортила все дело. Она же дала возможность в дальнейшем тюремщикам выявить организаторов и расправиться с ними.
Здесь же, в Александровском централе, никто не пострадал. Потому что стояли они один за всех, все за одного. В своем докладе представители губернской власти вынуждены были даже признать, что, несмотря на все усилия, руководителей выявить не удалось. Да и как нее могло быть иначе, если за все время восстания политзаключенные были во всем полностью солидарны?!
Много расспрашивал тогда Котовский о Дзержинском, очень хотел встретиться с ним. И не предполагал, что жизнь так распорядится, что ему, комбригу Котовскому, через несколько лет придется выполнять особое поручение председателя ВЧК Дзержинского.
Незаметно летело время в камере политзаключенных, с интересом слушал Котовский рассказы революционеров о себе, о своих товарищах по борьбе. В камере уголовников шли больше «бытовые» разговоры - строились предположения о том, куда направят. В шахты Нерчинской каторги либо на «колесуху». Так заключенные называли строящуюся Амурскую железную дорогу.
В рудниках, как говорили все «бывалые каторжане», намного лучше. И когда при распределении местом каторжных работ определили Горный Зерентуй, Котовскин посчитал, что ему повезло.