Котовский (Книга 1, Человек-легенда)

- Хуже. У тебя как-то неинтересно все получается. "Жок - это танец". "Зимой холодно, летом тепло"... Я ему говорю о замечательной девушке, а в ответ слышу равнодушные рассуждения.

- Но ведь я согласен пойти на этот жок.

И они пошли. Деревня Ливадэшти разбросана по овражкам на берегу мелководной реки. Голубые и светло-зеленые фасады домиков расписаны синими полосами. Около каждого домика плодовые деревья. Кое-где виднеется журавль колодца или высятся, как одинокие стражи, пирамидальные тополя.

Васюков только что намеревался сказать что-то такое поэтичное о живописной местности. Но не успел этого сделать.

- Удивительное дело, - сказал Котовский, когда они миновали мостик и попали на деревенскую улицу, - на первый взгляд, как будто простенькая хорошенькая деревенька. Как ситцевое платье - и нарядна и незатейлива. А вглядеться - какое жалкое существование. В Молдавии один курган носит название "Курган рабства". Мне почему-то всегда это вспоминается, когда я смотрю на лачуги молдаван...

- А где же девушка? - спросил Васюков.

На "пристьбе" - на завалинке одного из домиков - много молодежи. Вот он - танец! Мелодично звенят струны самодельных музыкальных инструментов. Медленно движутся танцующие.

Котовского знали. Тотчас потеснились, чтобы дать ему и Васюкову место. Рядом с ними оказался старый молдаванин. Он вздыхал и все смотрел на танцоров. Видно, когда-то и сам был завзятым исполнителем жока.

Котовский вежливо спросил его, как живется.

- Вяцэ рэ! - ответил старик спокойно. - Плохая жизнь.

И опять смотрел слезящимися, потухшими глазами на медленно двигающиеся танцующие пары.

Вечерняя заря угасала над деревней. Обрисовывались на фоне румяного неба очертания домов, изгородей. Листья айвы лепетали о чем-то невеселом. Яблони толпились вокруг танцующих. От реки плыли запахи сырости, прохлады, гниющих камышей...

- Пора идти, - напомнил Васюков. - Могут заметить наше отсутствие, и будут неприятности.

- Подожди! Сейчас она будет петь...

- Кто?

- Как кто? Конечно, она, Мариула!

И действительно, красивая смуглая молдаванка, сидевшая на скамейке под грушевым деревом, затуманилась, загрустила, пока парень перебирал легкие струны гуслей. Затем сразу взяла за сердце своим низким, грудным голосом. Взяла и не отпускала.

- Какие слова! - вздохнул Котовский.

Молдаванка пела:

Дни ли длинные настали,

Провожу я их в печали.

Дни ли снова коротки,

Сохну, чахну от тоски...

Изо всех дверей появлялись женщины, выползали старухи, теперь и под деревьями и дальше, возле изгороди и колодца, толпился народ. Замолкли шутки, утихли разговоры. Все слушали. И Васюков видел, как напряженно, всем существом, слушает дойну Котовский.

Лист увядший, лист ореха,

Нет мне счастья, нет утехи,

Горьких слез хоть отбавляй,

Хоть колодец наполняй.

Он глубок, с тремя ключами,

Полноводными ручьями.

А в одном ручье - отрава,

А в другом - огонь и лава,

А еще в ручье последнем

Яд для сердца, яд смертельный.

Мариула замолкла. Бледное лицо ее все еще отражало ту печаль, о которой она рассказывала в песне.

- "Он глубок, с тремя ключами, полноводными ручьями..." - задумчиво повторил Котовский.

- Обрати внимание на лица слушателей, - шепнул Васюков, - они стоят как зачарованные, а вон та, около яблони, - у нее слезы на глазах!

Но Котовский и сам подозрительно отворачивался и тер кулаком глаза. Затем он улыбнулся Васюкову и стал рассказывать:

- Ты в первый раз слышишь дойну? Это только первая часть. Молдавская дойна состоит из двух частей. В первой - грусть, "дора", как бы размышления о страданиях народа. Но затем - ты сейчас услышишь - заунывные звуки сменятся бодрым напевом, песней без слов. Вот! Слышишь? Дойна переходит в танец! Народ не знает, как выразить словами свои мечты. Но в танце, в движении - столько силы!

Пляс становился все более стремительным и втягивал все новых танцоров. Как будто они хотели стряхнуть с себя навеянную грусть. Как будто не хотели поддаваться отчаянию.

Совсем уже вечерело. Звезды запутались в ветках яблонь и там трепыхались, как мелкая рыбешка в сетях.

Но Васюкова уже не интересовали звезды. Он опять стал торопить Котовского: он был очень прилежен и исполнителен. И они помчались по душистым полянам. Пожалуй, если сегодня дежурит надзиратель Комаровский, он может заметить две пустые постели...

- Лишь бы миновать коридор, - шепотом говорил Васюков, - тут главная опасность.

Они осторожно пробирались в спальню, стараясь пройти незамеченными, чтобы не попасть на глаза дежурному.

На следующий день на уроке истории учитель рассказывал об Испании, и раз уж об Испании, то, конечно, о тореадорах, о том, как устраиваются народные зрелища и тореадоры побеждают быков.

После урока Котовский заявил, что нет ничего удивительного, если человек оказывается сильнее быка.

- Бык сильный, но он неповоротливый. Кроме того, он слишком горячится, излишняя горячность всегда вредит делу.

Насмешливый Стефан Кябур, который всегда любил подзадоривать и подбивать на какие-нибудь споры или пари, подхватил:

- Котовский у нас - что и говорить - силач необыкновенный. Уж он-то безусловно повалит быка.