Чем ближе подъезжал Григорий Иванович к родному дому, тем большее волнение охватывало его. Вон и крутая гора, поросшая дубняком. На вершине горы, главенствуя надо всей местностью, красуется белоснежный дворец князя Манук-бея. Внизу притулились Ганчешты. Они припадают к подножию княжеского величия, как смиренный слуга к плечику доброго барина. Ладно! Еще посмотрим, как будет припадать к плечику слуга! И Котовский переводит взор на милые знакомые улочки, дворы, на сады, в которых вырастают такие вкусные яблоки. Уж он-то помнит их вкус!
Вот и отца нет в живых... Тихий и молчаливый человек был отец. Он работал механиком на винокуренном заводе князя Манук-бея, и от него всегда пахло машинным маслом и крепким табаком. Он был точен, исполнителен, серьезен и даже суров. Но от этого молчаливого, тихого человека впервые услышал в детстве Григорий Иванович вольные, непокорные слова. Такие слова очень нужны были в покорных Ганчештах, среди пришибленных нуждой поселян, среди этого заплесневелого, издавна установившегося неблагополучия.
Григорий Иванович помнит, как все они, деревенские ребята, наблюдали удивительную сцену: мчалась по дороге пара манукбеевских рысаков - серых, в яблоках. Кучер - не кучер, коляска - не коляска, все блестит, сверкает, все красивое, небывалое, а в экипаже сидит самый обыкновенный курносый мальчишка. Но боже упаси! Это не мальчишка. Это барчонок. Он сидит и даже по сторонам не смотрит. Навстречу движется воз. Дядька Антон везет жерди на починку своего огорода, у него вся ограда развалилась, и свиньи поели капусту.
Княжеский кучер кричит еще издали:
- Э-гей!
И рукой показывает: прочь с дороги!
Дядька Антон захлопотал, заторопился... затпрукал, задергал свою клячонку... свернул в канавку, воз боком, клячонка жилится... А серые в яблоках кони промахнули мимо, разбрызгивая клочки пены, кучер успел разок полоснуть по Антоновой кляче, и мальчик в экипаже засмеялся - противный, с круглыми щеками мальчик.
Вечером маленький Гриша спросил:
- Почему мальчишка ехал на двух лошадях, а дядька Антон на одной да еще с возом, воз-то, знаешь, какой тяжелый! А свернуть пришлось все-таки Антону, потом он еле выбрался. Почему?
- Видишь ли, - начал отец и задумался, потому что сам не знал, почему, собственно, Антон должен свернуть, - видишь ли, как бы это тебе объяснить. То Манук-бей, а то всего лишь Антон. Бедные всегда уступают дорогу богатым.
- А мы бедные? Я бы не уступил.
- Ну что ж, - отец потер лоб, - может быть, Антону когда-нибудь надоест уступать дорогу. И тогда он возьмет да и не уступит.
Милый, молчаливый отец! Он, кажется, сам-то был не из тех, кто ломит шапку перед манук-беями! Григорий Иванович запомнил один случай, когда отец пришел расстроенный и рассерженный: управляющий при выдаче жалованья удержал какие-то штрафные.
- Скоро они за воздух, что мы дышим, - и за него будут взымать, ворчал отец, по своей привычке разговаривая сам с собой.
Сели обедать. Соня накрыла стол. Гриша без всякого предисловия, как бы продолжая разговор, спросил:
- А почему они богатые?
- Ешь, а то каша остынет.
- Нет, папка, а почему они богатые?
- Потому что бессовестные.
- А почему бессовестные?
- Потому что богатые.
- А-а!
Ответ был вполне удовлетворителен. Отец все знал! И теперь можно приняться за горячую кашу.
В деревне был дед. Очень старый, даже еле ходил. Мальчишки знали, что он все равно не догонит, поэтому любили деда дразнить. Они кричали нараспев:
- Дедушка, дедушка, не хочешь ли хлебушка!..
Дед разволнуется, затрясется, заплачет от бессилия, почему-то эти слова казались ему очень обидными. И он воздевал руки к небу и шамкал:
- Бог накажет! Бог вас накажет, шельмецы!
Гриша терпеть не мог, когда кого-нибудь обижали, и разгонял мальчишек, которые дразнили старика.
Гриша задавал множество вопросов, всем задавал: сестрам, соседям, отцу. На половину вопросов он вообще не получал ответов. На некоторые получал, но не очень вразумительные. Интереснее всех отвечал отец.
- Почему дедушка говорит: "Бог накажет"? А как бог наказывает?
Отец беспокойно ворочался за столом и наконец говорил:
- Бог-то бог, да и сам не будь плох... Пока до бога доберешься, тебя святые съедят.
Эти пословицы Гриша сообщил приятелям-мальчишкам. Пословицы понравились, и они пробовали их петь, как песню. Они понравились даже Николаю - старшему брату Гриши.
Сестры Григория Ивановича - с серьезными глазами Соня и тоненькая-тонюсенькая Елена - вели хозяйство. Все было возложено на их слабенькие детские плечи. Нужно позаботиться, чтобы и печи были истоплены, и обед приготовлен, и посуда вымыта, и вода принесена. Их день заполняют несложные, но хлопотливые, чисто житейские заботы.
Иначе жил Гриша. Позавтракав, он уходил на целый день на улицу и жил в мире фантазий, приключений, заполнявших его выше головы.
Отец приносил книги. А в книгах были волшебные истории!