Зайдеру новое назначение понравилось:
— Люблю сахарок. Могу и вам в случае чего подбросить. По старой дружбе. А что?
— Ничего подбрасывать мне не надо, а если это шутка, то плохая. Постарайтесь оправдать доверие на новой работе.
Ушел Зайдер, как всегда, с сознанием своего превосходства, с непоколебимой уверенностью, что уж он-то умеет жить.
А Котовский размышлял после его ухода:
«Скользкий он какой-то. Услужливо-нагловат и нагловато-услужлив. Выгнать бы его в три шеи к чертовой бабушке, но тогда он и вовсе по наклонной плоскости покатится. А тут все-таки при деле, все-таки среди трудового народа. Приглядится, обживется, может быть, и усвоит советский стиль работы».
Всякая несправедливость, всякое пренебрежение в работе и распущенность в личной жизни приводили Котовского в бешенство. После всего пережитого — после тюрьмы и каторги, лишений и гонений, а затем непрерывных боев и переходов — он стал вспыльчивым и несдержанным. Ольга Петровна просила его:
— Если ты вспылишь, если почувствуешь, что не можешь сдержаться, поворачивайся немедленно, иди ко мне и на мне израсходуй свою вспышку и свое раздражение.
Иногда Котовский вскипит, разъярится да вдруг вспомнит наказ жены — и сразу отляжет от сердца, только махнет рукой и рассмеется:
— Следовало бы с тобой покруче, да ладно, как-нибудь в другой раз.
Оснований для тревог предостаточно. Хотя и закончилась гражданская война, но и теперь не унимается вражеская рука. То там, то здесь появляются бандитские шайки. Здесь они подожгут ссыпной пункт, там внезапным налетом обрушатся на сахарный завод или ворвутся и перережут весь служебный состав железнодорожной станции.
Котовскому поручена охрана ссыпных пунктов Переяславского уезда, и он отдает приказ послать на каждый охраняемый пункт самых дисциплинированных, самых надежных бойцов бригады.
Центральный Исполнительный Комитет призывает напрячь все силы для изжития топливного кризиса. Объявлен топливный трехнедельник. Воинским частям Украины приказано принять участие в проведении этой кампании.
Насколько серьезно положение с топливом, видно из тех мероприятий, которые проводятся в армии.
— Топливный кризис принял угрожающий характер, железные дороги Республики остаются без топлива, — напоминает Котовский. — Топливный кризис в свою очередь сказывается на доставке продовольствия голодающим Поволжья. Требуются экстренные меры, чтобы справиться с этой бедой!
Котовский, в то время начальник 9-й кавдивизии, разрабатывает детальный план действий.
Курсанты дивизионной школы на все время трехнедельника переходят в оперативное подчинение чрезвычайной тройки. Курсанты, назначенные десятниками, получают по три пилы и по восемнадцати человек рабочих, обязанных выполнить определенный суточный урок — три кубические сажени дров. Группа курсантов занята точкой и правкой пил. Другие помогают сельским властям подобрать возчиков. Курсанты освобождаются от строевых занятий. Малейшее уклонение от работы рассматривается как невыполнение боевого приказа и ведет к преданию суду революционного военного трибунала.
Можно представить, как дружно начинают фырчать пилы, как звонко отдается в лесных трущобах говорок топоров. Даешь три кубические сажени дров на каждую группу пильщиков! Даешь топливо стране, истерзанной интервенцией и озверелой контрой, но полной молодого задора и неистощимой энергии!
Голод в Поволжье, а находятся такие куркули, что скрывают фактически засеянные площади, показывают меньшие, да и по тем не выполняют нормы продналога.
Снова Котовский круто берется за дело.
— Мы разместим полк в селах, не сдавших продналога! — гремит голос Котовского. — И обяжем эти села довольствовать полк фуражом до той поры, пока не будет стопроцентной сдачи продналога! Небось тогда поторопятся! О выполнении задачи доносить в ежедневных сводках.
И хотя сейчас не приходится скакать во весь опор под посвист пуль, врубаться во вражеские ряды, но сражения с неуступчивым, въедливым прошлым происходят на каждом шагу. Не так-то легко стряхнуть с наших ног прах старого мира.
Тревожный сигнал: пьянство в дивизии. Котовский отмечает в приказе, что это тем более преступно в настоящий момент, когда Республика бьется в тисках голода, когда от каждого человека ждут сознательности, дружных усилий!
Или как назвать — изменником или глупцом — начсандива, который во время боевой операции против банд оставил всех врачей в тылу, при обозе второго разряда, и отправил с действующими частями только фельдшера да лекпомов?
Сурово спрашивал Котовский. Как тут не прийти в бешенство? Как не принять крутых мер?
Может быть, другому человеку все эти будничные дела показались бы скучными, мелкими. Прославленный легендарный командир — и вдруг: дрова, борьба с пьяницами, наблюдение за действиями начсандива. «Да провались они пропадом! — сказал бы другой. — Подай мне дело по плечу, чтобы действовать — самое меньшее — в мировом масштабе!» Но Котовский был другого склада человек. Он с увлечением занимался самыми обыкновенными, житейскими делами и вкладывал в них всю душу.