Котовский. Робин Гуд революции

…Каждое утро, как только раздавался гудок, Иван Николаевич шел торопливой походкой на завод. Свое свободное время он обычно проводил дома: что-то мастерил, ухаживал за молодыми, посаженными им деревьями, а вечером, когда жена нянчила детей, читал ей вслух журнал «Нива». Главного механика Котовского ценили за знания, исполнительность и исключительную честность. В Ганчештах все относились к нему с уважением, а рабочие на заводе часто просили его быть крестным отцом их детей. Через два года семья главного механика увеличилась — родилась дочь Мария. Но ее рождение принесло большое горе семье: от родильной горячки скончалась мать. На руках Ивана Николаевича остались малолетние дети и грудной ребенок. Иван Николаевич тяжело переносил утрату. Несмотря на свою молодость, он даже не помышлял о вторичной женитьбе».

Мать Григория Ивановича Акулина Романовна запомнилась современникам как высокая, голубоглазая блондинка. Скромная и красивая женщина, укачивая детей, своим приятным голосом всегда негромко напевала русские песни. Григорию было всего два года, когда в княжеском пруду утонул его старший брат Николай. После такого потрясения его мать уже не смогла оправиться. Она заболела горячкой и, преждевременно родив, умерла. Теперь воспитанием Григория занялась дочь бельгийского инженера, молодая вдова и его крестная мать — София Михайловна Шалль. Посильную помощь ей в этом оказывала также старшая сестра мальчишки — Софья, жена управляющего винокуренным заводом Горского.

До сих пор почти ничего не известно про происхождение Котовских. В. А. Савченко по этому поводу говорит следующее: «Григорий Котовский утверждал, что его отец, Иван Николаевич Котовский, был не православным балтским мещанином, как всегда указывал в документах, а сыном потомственного дворянина, полковника, имевшего много боевых наград и служившего под началом генерал-фельдмаршала Михаила Воронцова. Он одержал легенду о том, что его дед был уволен из армии, с должности командира полка, за сочувствие Польскому восстанию 1863–1864 годов. Легенда, пущенная в жизнь, чудесным образом обрастала подробностями, и вот уже православный имперский полковник поддерживает «красное» левое крыло восставших, которое возглавляли Ярослав Домбровский и Зыгмунт Сераковский.

Григорий Иванович рассказывал, что после смерти опального полковника его дети, Петр и Иван, лишились большого имения в Каменец-Подольской губернии (недалеко от Винницы), что было несколько раз заложено, что Петр и Иван перебрались в Бал ту и, покинув дворянство, приписались к сословию мещан. Но исследователи родословной Григория Ивановича так и не смогли найти следы мифического полковника-«полонофила» и объяснить невиданный для 60–70-х годов XIX века поступок — добровольный переход из потомственных аристократов в мещане. Но в Подолии имелся дворянский род Котовских (украинского происхождения), но и крестьянских, и мещанских семей с подобной фамилией были десятки. Ведь бесфамильные подольские крестьяне в конце XVIII века очень часто брали себе фамилии своих панов.

Крайний эгоцентрист и «нарцисс», Котовский всю жизнь не мог смириться с тем, что отец его происходил «из мещан города Балты», а не из «графьев». Даже после Октябрьской революции, когда принадлежность к дворянству только вредила карьере и была «опасной для жизни», Котовский указывал в анкетах, что происходил из дворян, а дед его был «полковником Каменец-Подольской губернии»».

То же самое утверждает и Феликс Зинько: «…во многих изданиях говорится о дворянском происхождении Котовского. По полицейским же данным, он происходит из мещан. Полагаю, полицейская версия точнее».

Иван Николаевич Котовский умер в начале 1893 года: «…вернулся с завода домой измученный, в мокрой одежде.

Весь день провел он за ремонтом парового котла. Сам вполз в него, долго возился, а потом вышел на сквозной ветер» (Шмерлинг). Как результат — простуда, перешедшая в чахотку. Около года тяжелой болезни и смерть. Тогда-то Григорий Котовский и остался сиротой.

4

Автор биографической книги о Котовском Г. А. Ананьев по-своему изобразил детство Григория: «Когда Гриша подрос, отец соорудил у дома голубятню. Турманы, дутыши и любимые сизари доверчиво садились на Гришины плечи, ворковали, клевали с руки зерно, а потом, подчиняясь лихому свисту, стремглав взлетели ввысь. А соседские мальчишки стояли с разинутыми ртами, и каждый из них много бы отдал, чтобы стать владельцем вот таких вот таких же красивых голубей.

Гриша знал, что почти все, у кого голуби (таков уж закон голубятников), пытались заманить и турманов; и трубастых саксонских, и сизарей в свои голубятни — осадить и загнать, пусть потом выкупает. Но чаще всего выкупать приходилось им самим — голуби Котовских возвращались домой, увлекая за собой чужаков.

Птица платила верностью за ласку и заботу.