Котовский. Робин Гуд революции

Подготовка шла успешно. Вскоре отряд был создан и в целях конспирации разбит на пятерки. На его плечи легли самые опасные поручения подпольной большевистской организации. День и ночь Котовского искали шпионы, за его голову австро-немецкие оккупанты назначили большую награду, но он был неуловим. К марту 1919 года его отряд уже насчитывал 250 бойцов».

Там же, в Одессе, состоялось и знакомство с Алексеем Гарри: «Пока Котовский вполголоса переговаривался с Павлом о своих делах, Гарри внимательно его рассматривал: напомаженная голова, черные волосы причесаны на прямой пробор, коротко подстриженные усики, в углу рта — незажженная гаванская сигара…

Гарри не таким представлял себе легендарного Котовского. За столиком сидел не то циркач, не то маклер с черной биржи. Смокинг облегал его могучие плечи, казалось, стоит только «Грише» сделать резкое движение, и костюм его треснет по всем швам».

Все тот же Гарри спустя годы расскажет: «Я не всегда сразу узнавал Котовского: способностью перевоплощаться он владел в совершенстве. Ему служили не только грим и костюм: он изменял походку, выражение лица, голос, жестикуляцию».

Первый биограф Котовского В. Шмерлинг не менее достоверно дополняет портрет Григория Ивановича в тот период: «Котовскому приходилось несколько раз в день переодеваться и менять парики, до неузнаваемости изменять свою наружность. Он выдавал себя за дородного помещика Золотарева, которого разорили большевики. У помещика Золотарева появилось много друзей и знакомых. Ему сочувствовали, с ним дружили. Среди других одесских кутил, посещавших рестораны и кафе, он славился как отличный игрок на бильярде, как знаток рысистых лошадей, как балетоман, имевший свое постоянное кресло в первых рядах Оперного театра.

Сигары Золотарев обычно покупал в маленькой лавочке на Ришельской улице, рядом с молочной «Неаполь». Там была явка боевых дружин. В подвале табачной лавочки хранился динамит.

Закурив сигару, помещик Золотарев направлялся на Дерибасовскую, где было особенно людно, и разгуливал там с приятелями: среда них было много осведомленных офицеров, которые откровенничали с ним и делились новостями.

В течение одних и тех же суток помещик Золотарев превращался в Гершеле Берковича, который имел на привозе большой лабаз, торговавший овощами. Гершеле Берковичу удавалось получать овощи и фрукты даже из тех мест под Одессой, где оперировали «красные банды». Про Гершеле Берковича ходили слухи, что он связан с контрабандистами. И, действительно, выдавая себя за торговца овощами, Котовский связался с контрабандистами и, отгружая через них картошку, получал взамен для вооружения партизанских отрядов новенькие револьверы, винтовки и даже пулеметы. Иногда деловые люди часами разыскивали Берковича по городу и никак не могли его разыскать. В это время Котовский принимал «пациентов» на Базарной улице, в доме № 36, где он выдавал себя за врача.

Кроме случайных посетителей, к нему на прием приходили члены его боевой дружины и работники подполья, с которыми он поддерживал связь.

Многим в городе приходилось сталкиваться и с помещиком Золотаревым, и с торговцем Берковичем, и с представителем фирмы по оборудованию механических мельниц, и с частнопрактикующим врачом, который любил прописывать больным морские ванны, обтирания и массаж, но никому и в голову не приходило, что он имеет дело с одним и тем же лицом — Григорием Котовским.

В одесском подполье действовали по правилу: «не говори тому, кому можно, а тому, кому нужно». Только два человека были посвящены в тайну всех профессий Котовского — парикмахер-гример на Преображенской улице, в совершенстве обучивший Котовского искусству грима, и театральный костюмер, который доставал ему нужные костюмы по его фигуре».

Роман Гуль уже в эмиграции как-то услышал рассказ о Котовском в одесском подполье и записал его в первозданном виде: «Это было весной 1919 года. В цилиндре, в смокинге ехал, немного опоздав, Котовский в театр. На пышных дутиках, на бандитском лихаче по веявшим мартовским теплом вечереющим улицам Одессы, где на столбах объявлена награда за его жизнь. Но едет слушать Петра Ильича Чайковского.

Первый акт прошел благополучно, никто не обратил вниманья на крупного, рослого барина в смокинге, сидевшего во втором ряду и слушавшего Чайковского с подлинным наслаждением. Но в антракте глаз Котовского уже различил «нечто». Заметались какие-то штатские. И через несколько минут он явно услыхал свое имя.

В театре началось второе представление. «По Котовскому». Говорят, «с ужасом и восхищением» следили некоторые, как в партере поднялся и медленно пошел меж кресел крупный красивый человек с блестящей лысой головой. Не тот уж Котовский: уже обрюзг, ожирел, у рта легли глубокие складки, глаза чуть прищурены и под глазами густая сетка морщин. Это немного уставший волк. Но еще очень сильный.