Коты, вернувшие мне улыбку. История о счастье, книгах и всеобщих любимцах Бейкере и Тейлоре

Да, коты мало болели за все эти годы, и я знала, что они происходили из сильного, здорового рода кошек, живших в сельской местности. Они по большей части мурлыкали день за днем, но все знали, что однажды, как это ни печально, все прекратится. В июне 1994 года я заметила, что Бейкер стал вести себя тише, чем обычно, и начал больше времени крутиться возле нас – как Тейлор – вместо того, чтобы подлизываться к клиентам у абонементного стола. Мы начали внимательнее наблюдать за ним, так как для такого общительного кота подобное поведение было странным. Тем не менее мы думали, что дело в обычной легкой весенней простуде, ведь он продолжал съедать стандартную порцию корма в день. Но однажды в конце июня у него возникли проблемы с дыханием, и я записалась на прием к доктору Горриндо. Бейкер посопротивлялся немного, когда я сажала его в переноску, но значительно меньше прежнего. Пока Боб осматривал его, я мысленно составляла список еды, которую необходимо будет купить в супермаркете, чтобы заставить Бейкера проглотить таблетки (ведь Боб наверняка их выпишет): курица, тунец, корм «Fancy Feast»… Но когда Боб опустил свой стетоскоп и отвел взгляд в сторону, сердце мое ухнуло вниз.

Легкие Бейкера были наполнены жидкостью.

Боб тихим голосом сообщил мне,

что сделать ничего нельзя.

Я вспомнила те времена, когда мы с родителями впервые приехали в Геную и жили на ранчо. Не знаю, как это произошло, но ко мне все чаще стали обращаться за помощью местные жители, которые не знали, что делать со своими старыми больными фермерскими и охотничьими собаками. Сами они просто не могли лишить их жизни. Я, конечно, говорю не о том, чтобы взять ружье и отвести собаку за сарай – традиция, существовавшая на большинстве ферм и ранчо. Эти люди не могли довести свою собаку даже до ветеринара, чтобы ее усыпили. Как будто тем самым они станут повинны в ее смерти.

Они пытались, конечно, еще как пытались. И даже проходили полпути до клиники, но потом возвращались. И каким-то образом они узнавали, что я могу это сделать. До сих пор не знаю, как распространялась эта информация. Но каждый раз, когда мама звала меня, а в это время в наш двор заезжал старый потертый пикап, я понимала, что последует дальше.

– Я не могу это сделать, – обычно говорил мужчина, словно бы извиняясь передо мной, и при этом голос его дрожал. А его самый верный друг лежал, положив беззубую слюнявую мордочку ему на колени и глухо стуча хвостом по двери.

Я знала почему-то, что мужчина больше никогда не будет стирать эти брюки.

– Хорошо, я возьму его.

Мы аккуратно переносили собаку и клали на заднее сиденье моей машины, и, даже несмотря на то что каждое движение должно было отдаваться в ее теле острой болью, она неоднократно скалила зубы и пыталась ухватиться за нашу одежду. Пока я ехала, собака время от времени поднимала голову и смотрела на меня в зеркало заднего вида.

Как и почему я это делала? Я просто не могла видеть, как страдает любое живое существо – будь то человек или животное. Вот и все. Потом еще примерно на протяжении года каждый раз, когда я случайно встречала в городе этого мужчину, у него при виде меня наворачивались на глазах слезы.

Конечно же, мне приходилось усыплять и своих собственных кошек, и это было непросто. Но я знала, что в случае с Бейкером все будет еще сложнее. Он был не только моим котом. Его любили миллионы людей по всему миру.

– Тебе нужно время? – спросил Боб тем же притихшим голосом.

– Да, пожалуйста.

– Мы можем подождать, сколько тебе нужно, – сказал он и осторожно прикрыл за собой дверь.

Я слышала прерывистое дыхание Бейкера и погрузила пальцы в его шерсть. Обычно это успокаивало меня. Но только не сейчас. Неожиданно Бейкер задышал свободно, и я мгновенно оживилась. Может быть, ему стало лучше, надеялась я вопреки здравому смыслу. Но потом вспомнила, что Боб уже ввел коту успокоительное.

Не помню, сколько я так сидела, но в итоге решила, что пора. Я заставила себя открыть дверь и кивнула Бобу, который все это время стоял у кабинета.

Я погладила Бейкера и стала смотреть, как Боб набирает шприц.

– Мне, правда, очень жаль, – сказал он.

– Мне тоже, – ответила я надтреснутым голосом.

Должна сказать, что я редко теряю самообладание. Даже если я увижу, что у человека начинается эпилептический приступ, меня это не отпугнет. Я скомкаю кусочек ткани и засуну ему в рот, чтобы он не прикусил себе язык, а уже потом брошусь за помощью. Я никогда не понимала людей, бьющихся в истерике в случае возникновения нестандартной ситуации. Ну, правда, какая в этом польза? Я всегда была тем человеком, к которому обращались за помощью в кризисных ситуациях. Такой уж я уродилась. Только после того, как я сделаю все необходимое, чтобы решить неприятную проблему, я отправлюсь домой и уже там позволю себе кричать, скрежетать зубами и швырять посудой в стену.