Коулун Тонг

— По радио сейчас будут новости. Уже двадцать пять десятого.

— Не надо, мам. Ты же знаешь, что они скажут.

Что скажут, знали оба — опять Передача. Других тем нет. Просто пытка какая-то — тут ведь ничего уже не поделаешь, верно? С Передачей они давным-давно смирились. Новые подробности только вконец сбивали их с толку.

Мать промолчала. Как всегда, она наблюдала за ним, криво улыбаясь; вставная челюсть во рту съехала, и потому ее лицо исказила странная, какая-то бульдожья гримаса. Но лицо это ничего не выражало. Зато душу переполняли старые печали и горькие обиды.

Чеп задремал, и перед глазами у него поплыли образы: голова Мэйпин, ее хрупкие плечи у него между колен, мама-сан, произносящая «человек держит лошадей» и «все что угодно». И еще одно будоражащее душу воспоминание: страшная статья из газеты, «Твое лицо принадлежит мне». Так Чеп и заснул прямо в кресле, прикрыв ладонью темя, привалившись головой к лиловой вязаной накидке.

В половине одиннадцатого мать, тронув его за руку, сказала:

— Чеп, давай-ка к себе.

Проснувшись, он зевнул, хмуро покосился на лампу; мать и сын, пробурчав «Спок-ночи», расползлись по своим спальням.

На следующий день он был в швейном цехе — делал обход, когда из селектора раздался голос мисс Лю:

— Мистера Маллерда вызывают по первой линии.

Когда его фамилию произносили китайцы, она звучала странновато, точно ирландская, а не английская; Чепа это раздражало. И к телефону идти никакого желания не было.

И вдруг, в это же мгновение, сам не понимая ассоциативной связи, он подумал, что никогда не женится на женщине, которая привлекает его в сексуальном плане. Своих партнерш он выбирал из тех, на ком не женятся. С женщиной, которая не была ни китаянкой, ни филиппинкой, он переспал всего один раз в жизни. И то это была шлюха из Макао, португалка — представительниц этой нации Чеп считал не совсем белыми, так что своему правилу, можно сказать, не изменил. Назвалась она Розой Коэльо. Фамилия распространенная; означает она, как он выяснил — и прямо-таки пожалел Розу, — «кролик». Роза Кролик была вся волосатая; когда она разделась, от нее запахло, как от рыбацкого траулера, — солью и смазкой. Но случилось это в Макао, за горизонтом, а потому не в счет. Отчего же все эти мысли беспокойным роем кружились в его голове, пока он шел по швейному цеху к телефону? Неизвестно.

— Чеп, на одно словечко…

— Мама?

— Сегодня ужинаем у «Толстячка», — сообщила она.

Таверна «Толстячок» — так и значилось на вывеске этого заведения в бухте Козуэй. Любимый ресторан его матери: заплеванные опилки на полу, футбольные вымпелы и медные бляхи, которыми украшают лошадиную сбрую, фальшивые потолочные балки, оловянные кружки на крючках, дубовые столы, а летом, как значилось в рекламе, «бойкие служаночки», набранные в большинстве своем из числа нелегальных иммигранток, вьетнамок, что пробираются в Гонконг на джонках.

— Хочу тебя с одним человеком свести, — добавила мать.

Как-то раз давным-давно, сидя в «Толстячке», Чеп сказал: «Наверно, в Лондоне таких ресторанов полно, только готовят вкуснее и официанты — не китайцы», но мать подняла его на смех: «В Лондоне таких ресторанов раз-два и обчелся, но готовят хуже, а официанты — сплошь кидай-катайцы».

Она часто пересказывала этот диалог знакомым.

Чеп приехал заранее, но мать уже сидела за столиком.

— Он разрешил мне самой выбрать, — заявила она Чепу. И улыбнулась своему спутнику.

А спутником оказался не кто иной, как мистер Хун. В новом костюме. На рукаве пиджака, на самом видном месте, красовался фирменный лейбл, что у континентальных китайцев считалось последним писком моды.

Чеп неискренне улыбнулся. Настроение у него сразу испортилось. На мистера Хуна глядеть было тошно, но еще неприятнее оказалось видеть мать при полном параде. Дешевое вечернее платье — дурно сидящее, расшитое стразами — смотрелось вульгарно. В своей повседневной одежде — неказистой, но добротной — Бетти, по крайней мере, выглядела порядочной женщиной. Сегодня же она была вылитая мама-сан.

— Мой сын Невилл.

— А вы?.. — поинтересовался Чеп.

Он демонстративно не протянул руки мистеру Хуну, а также решил сделать вид, будто раньше они не встречались, — ведь вчера Чеп так ничего матери и не рассказал. Мистер Хун, со своей стороны, тоже явно не собирался афишировать их знакомство.

— Моя фамилия — Хун, мистер Маллерд, — произнес он. Хотя английским он владел прекрасно, фамилия Чепа вновь прозвучала на ирландский манер.

Значит, Хун подыграл Чепу в комедии с повторным знакомством. Чеп облегченно вздохнул — и одновременно окончательно решил, что доверять этому китайцу никак нельзя.

— Мистер Хун хотел пойти в китайский ресторан, — сказала мать. — Я была вынуждена ему сказать: «Исключено. Я этой дряни не ем».

Мистер Хун сложил губы в улыбку, но его глаза словно бы провалились внутрь головы, а лицо превратилось в бесстрастную маску.

— Туфта, а не продукты, сами знаете.

Мистер Хун улыбнулся еще шире. Чепу хотелось верить, что этот субъект молчит потому, что не понял слова «туфта».

— Тут-то я и смекнула: «Толстячок», вот где Чепу будет привольнее всего.