Коварная бездна

Мы быстро заканчиваем с едой, и Бо поднимается за мной на второй этаж. Через холл доносится гудение вентилятора – значит, мама уже в постели. Войдя в мою комнату, Бо спрашивает:

– Как думаешь, твоя мама знает, что я здесь?

– Конечно. Она чувствует присутствие чужих – и в доме, и на острове.

– О Джиджи тоже знает?

– Не сомневаюсь. Но она будет молчать. Уже несколько лет, как мама ни с кем за пределами острова не разговаривала. И вряд ли она решится позвонить в полицию насчет пропавшей девушки, даже если захочет.

– Она стала такой из-за твоего отца?

Я быстро киваю и сажусь на краешек постели, Бо устраивается в кресле у окна.

– Когда он три года назад исчез, мама отчасти лишилась рассудка.

– Мне очень жаль, – понимающе кивает Бо.

За окном начинает моросить дождь. Забрызганные стекла, стук капель по крыше создают в старом доме уютную атмосферу – будто смягчают все острые углы.

– Наверное, любовь – худший вид безумия.

Я подхожу к окну и прикасаюсь ладонью к стеклу, ощущая прохладу дождя с другой стороны.

– Ты когда-нибудь раньше любила? – отваживается спросить Бо.

– Любила, – отвечаю я одним словом. Но я не хочу этого обсуждать.

– И что же?

– Это продолжалось недолго. Обстоятельства оказались сильнее нас.

– Ты все еще думаешь о нем?

– Иногда.

– Ты боишься?

– Чего?

– Снова влюбиться. – Он кажется расслабленным, но взгляд остается пристальным.

– Нет. – Я сглатываю комок в горле. Может ли он догадаться, о чем я думаю, что я чувствую? Заметил ли, что мое сердце не находит себе места, а мысли заполнены только им? Что, когда мы вместе, все остальное не имеет значения? Может, он в силах спасти меня – а я его? – Раньше я боялась, что у меня не будет другого шанса.

Бо встает с кресла и подходит к окну. Я смотрю на его силуэт, четко очерченный на фоне окна.

– А как ты понимаешь, что это любовь?

У меня тут же начинает покалывать в кончиках пальцев – так хочется прикоснуться к его лицу! Показать, что я чувствую.

– Мне кажется, что я тону. – Я знаю, что это странное описание любви, особенно когда город во власти смерти, но я говорю как есть. – Будто тону, но не замечаю этого, потому что воздух больше не нужен – нужен только любимый человек.

Он всматривается в мои глаза – проверяет, не тону ли я сейчас. Ведь так оно и есть. Часы у кровати отсчитывают секунды; дождь отбивает ритм.

– Пенни, – с нежностью говорит Бо, наклоняясь ко мне. – Я приехала сюда, в этот город, не ожидая ничего подобного. – Он смотрит в пол, затем снова на меня. – Не встреть я тебя, все было бы гораздо проще. Может, давно бы уже уехал отсюда. – Я хмурюсь, и Бо откашливается. Ему трудно подобрать слова. – Но теперь я знаю… – Он выдыхает, глядя сквозь меня, и вдруг заявляет, решительно и безрассудно: – Я не уеду отсюда без тебя. Буду ждать тебя в этом проклятом городе столько, сколько потребуется. Захочешь, чтобы я остался, – останусь. Черт возьми, я останусь здесь навсегда, только попроси!

Бо встряхивает головой и открывает было рот, чтобы продолжить, но я не позволяю. Я делаю один быстрый шаг вперед и прижимаюсь губами к его губам. Пусть он молчит и ни о чем не думает. Вот он, вкус летнего ветра в далекой стране, вкус освобождения и другой жизни. Может, у нас впереди целая жизнь. Настоящая жизнь.

Я открываю глаза. Он смотрит на меня так, словно я выброшена на берег приливом, – необычная, израненная, сломленная. Девушка, найденная в бурном море у далеких берегов, принесенная ветром из страшной сказки. И Бо смотрит на меня так, словно может полюбить меня такой.

– Мне страшно, – шепчу я.

– Почему?

– Позволила себе влюбиться. А вдруг потеряю? Что со мной будет?

– Никуда я от тебя не денусь.

Обещать легко, думаю я. Бо верит своим словам, верит, что наша любовь в конце концов спасет нас. Но я-то знаю: страшные сказки хорошо не заканчиваются.

Бо держит меня за руку, не отпускает.

– Чем все закончится? – спрашивает он, будто прочитав мои мысли. – Что произойдет в день солнцестояния?

На меня обрушиваются воспоминания: все прошедшие годы, лето одно за другим и мертвые тела.

– Снова вечеринка на пляже. – Я высвобождаю руку и тяну вниз рукава свитера, чтобы согреть пальцы. – До наступления полуночи сестры уйдут в море и вернут девушкам их тела.

– А если они не войдут в воду? Если Джиджи останется взаперти?

У меня перехватывает дыхание.

Аврора навсегда останется заперта в теле Джиджи, загнанная в самые дальние и самые темные глубины ее сознания. Она будет видеть и слышать мир вокруг, но Джиджи вновь обретет контроль над своим телом, не осознавая, что оно стало тюрьмой, что одна из сестер Свон похоронена внутри нее. Призрак внутри живой девушки – наихудшая форма существования. Достойная кара за мучения, которые причинили городу сестры. Но я не рассказываю об этом Бо. Я сама не вполне уверена, что это правда, – до сих пор еще ни одна из сестер Свон не оставалась в чужом теле после полуночи в день солнцестояния. Поэтому честно отвечаю:

– Я точно не знаю…

Бо рассеянно смотрит в окно, размышляя о своем.