Коварная красота

— Не надо, — перебила Дония. — Не произноси это слово. Смертные бездумным употреблением сделали его пустым. Для нашего народа оно звучит почти оскорбительно. Если кто-нибудь окажет тебе услугу, поможет, просто запомни это. Не обесценивай добрые дела никчемными словами.

И она продиктовала ему рецепт бальзама, дарующего видение.

Сет записал, удивленно поднял бровь. Но вопрос задал только после того, как Дония закрыла рукопись и вернула ее обратно на полку:

— Зачем ты это делаешь?

— Я была на ее месте.

Она уставилась на потрепанные книжные корешки, чувствуя невольный трепет при мысли о содеянном. Простит ли ее Кинан? Наверняка Дония не знала. Как и он, она верила, что Айслинн и в самом деле королева Лета. Иначе почему Бейра так старалась не подпустить ее к посоху?

Дония перевела взгляд с книг на Айслинн.

— Я была смертной. И не знала, кто он такой. Ни одна из девушек этого не знала. Ты первая… видишь его истинное обличье, видишь весь волшебный народ. Как я — теперь.

— Ты была смертной? — потрясенно переспросила Айслинн.

Дония кивнула.

— И что же с тобой случилось?

— Я полюбила его. Согласилась остаться с ним, когда он попросил меня об этом и предложил мне вечность, любовь, танцы ночь напролет. — Дония пожала плечами.

Не время вспоминать мечты, которым она не имеет права предаваться. Особенно сейчас, когда на нее смотрит Айслинн. Сет однажды исчезнет с лица земли, а Кинан останется. Если Айслинн — королева Лета, рано или поздно она его полюбит. Как только разглядит в нем то, за что полюбила Кинана сама Дония.

Она покачала головой и добавила:

— Меня пыталась отговорить другая девушка, та, что поверила ему раньше.

— Почему ты не прислушалась? — Айслинн вздрогнула, снова прильнула к Сету.

— А почему Сет пришел сюда?

Айслинн промолчала. Ответил сам Сет, крепко сжав ее руку:

— Потому что люблю ее.

— Не торопись с выбором, Айслинн. Если Сет может передумать, оставить тебя и уйти…

— Никогда, — перебил он. Дония улыбнулась ему:

— Но мог бы, если бы захотел. А для нас, когда мы выбираем Кинана, обратного пути нет. Когда…

— В таком случае нет никаких проблем. Мне Кинан не нужен, — перебила Донию Айслинн, вздернув подбородок и глядя с вызовом, хотя руки у нее дрожали.

— Будет нужен, — тихо возразила Дония.

Ей снова вспомнилось, как она впервые, стоя на поляне и собираясь поднять посох королевы Зимы, увидела его истинное обличье. Столь совершенная красота, что у нее захватило дух. Какая смертная может ему отказать?..

— Теперь, когда Кинан знает, что ты наделена даром видения, он может при тебе оставаться самим собой. Ты увидишь его и забудешь даже собственное имя.

— Нет, — покачала головой Айслинн. — Я видела его истинное обличье. И снова говорю: нет.

— Вот как? — Дония ненавидела себя сейчас, но девушка должна была услышать правду. — Ты сказала это прошлой ночью?

— То было другое дело, — буркнул Сет.

Поднялся на ноги, шагнул вперед.

Дония не шелохнулась. Только дунула легко в его сторону, подумав: «Лед». И вокруг Сета, подобно стеклянной клетке, встала стена изо льда.

— Я знаю лишь одно: он верит, что Айслинн суждено стать его королевой. Как верил когда-то, что ею суждено стать мне. И это — плод его любви.

Дония коснулась льда рукой, содрогнулась, когда тот втянулся обратно в ее тело.

— Вот и все, что я могу сказать вам сегодня. Ступайте готовьте бальзам. И хорошенько подумайте.

ГЛАВА 22

Вошла женщина-ши и сказала, что князь сумеречного тамошнего королевства избрал девочку своей невестой, но, поскольку жене его не подобает состариться и умереть в отведенный смертному срок, то есть когда он сам будет еще в расцвете первой своей весны, ей в подарок дается жизнь фэйри.

Уильям Батлер Йейтс.

Кельтские сумерки (1893, 1902).

Проснувшись на следующее утро, в воскресенье, Айслинн ничуть не удивилась, увидев бабушку уже на ногах и готовой к разговору. Хорошо хоть позавтракать разрешила.

Потом Айслинн уселась на пол возле ее кресла. Как сиживала часто, когда бабушка расчесывала ей волосы или рассказывала что-нибудь интересное. А то и просто так, радуясь близости родного человека.

Ссориться с бабушкой не хотелось. Но и жить в страхе — тоже.

Как можно спокойней Айслинн сказала:

— Я почти взрослая, ба. Не могу больше убегать и прятаться.

— Ты не понимаешь…

— Понимаю, правда. — Она взяла руку бабушки в свои. — Честное слово, понимаю. Они ужасны. Но я не хочу из-за них всю жизнь скрываться от мира.

— Глупая и упрямая. В точности такой была твоя мать.

— Да?

Услышав это откровение, Айслинн затаила дыхание. Сколько раз она ни пыталась расспросить бабушку о маме, та ничего не рассказывала.