Коварная любовь Джабиры

После того разговора минуло долгих две недели. И вот наконец пришел день, когда госпожа Мамлакат решила, что час Василике настал, что пора ей предстать перед принцессой Феодорой, старшей из дочерей императора.

– Девочка, – вполголоса наставляла Мамлакат юную Василике, пока они шли к покоям принцессы, – Феодора столь же юна, как и ты. И, думаю, столь же одинока…

– Ей нужна новая игрушка, госпожа? – Василике, конечно, уже сотню раз слышала о том, что ее ждет. Она даже смирилась со своим положением. Вернее, она начала находить в нем свои преимущества. Однако острый язык и неуживчивый характер прятать умела еще не всегда.

– Нет, колючка, – госпожа Мамлакат улыбнулась. – Ей нужен друг, нужен собеседник…

– Но я же рабыня… Купленная на невольничьем рынке раба, которую предназначали для гарема… Для гарема самого императора или наследного принца.

Мамлакат вздохнула – да, это была правда. Но не вся – ибо не для чувственных наслаждений императора покупали Василике. Сад Наслаждений, место, где жили одалиски, должен был стать для нее наказанием за строптивый характер. Однако девушке удалось смирить свой буйный нрав – и отсрочить, возможно, навсегда, заточение в запретном Саду.

– Скажу тебе по секрету, красавица, принцесса ведь тоже рабыня. Рабыня своего положения, рабыня от самого мига рождения и до самой своей смерти. Ибо она рождена не в любви и не для любви. Она рождена из династических соображений и предназначена для укрепления границ или возвышения славы страны.

Василике нечего было возразить. Ей, рожденной свободной в далеких холодных землях и выросшей в любви и ласке, было трудно вообразить, как же должна себя чувствовать девушка, не знавшая материнского тепла и видящая вокруг лишь холодную заботу о троне, а не о ней самой.

– Полагаю, госпожа моя, она рабыня куда больше, чем я… Ибо я, прости мне такую дерзость в словах, могу решиться на побег. Или, если будет милостив Аллах всесильный, могу превратиться в икбал или кадину… Быть может, даже стану любимой наложницей, рожу наследника престола… А вот принцесса, на что бы ни решилась, так и не увидит любящей улыбки матери и не услышит ободряющих слов отца.

– Увы, малышка, это так. В определенном смысле она воистину рабыня куда больше, чем ты…

Негодование Василике, говоря по чести, давно уже сменилось сочувствием к неведомой пока принцессе Феодоре. Она заранее жалела ее, хотя с трудом могла себе представить, что значит быть компаньонкой наследницы.

– Госпожа моя, ответь на еще один вопрос. В чем именно состоит моя служба великой принцессе? Должна ли я ухаживать за ее платьем? Или ее волосами? Мне следует помогать ей в бане? Или я буду делать ей массаж?

Мамлакат рассмеялась.

– Воистину, нет больших страхов, чем страх неведомого… Все это преотлично умеют делать обученные рабыни. Ты же, да, тоже несвободная, но предназначена для куда более возвышенных занятий. Да и причесать принцессу ты не сможешь.

Василике вопросительно взглянула в лицо своей наставницы.

– Но что же это за возвышенные занятия?

– Ты должна… О нет, не так. Ты будешь просто все время рядом с Феодорой. Вместе вы будете посещать занятия, вместе учить иноземные языки, ибо без их знания нет у наследницы никакого будущего. Быть может, вам с ней найдется о чем поговорить, кроме бесконечного повторения заданного урока. Быть компаньонкой – значит быть тенью своей госпожи.

Что-то в словах Мамлакат заставило Василике насторожиться. Наставница же тем временем продолжила:

– Однако тенью мудрой, терпеливой и справедливой. Ибо судьбу наследницы, конечно, тебе с Феодорой делить не придется, хотя ей, так же, как и тебе когда-то, невольно придется покинуть навсегда отчий дом. И точно так же, как у тебя, у нее не будет ни малейшей надежды на возвращение или простую свободу.

– Я стократно прошу прощения у наставницы за свой вопрос. Однако мне кажется, о мудрая Мамлакат, что и ты некогда была такой компаньонкой.

– Ты права, малышка, была. Случилось так, что мы с сестрой родились почти одновременно – наш отец взял в свой гарем двух сестер одиннадцати лет от роду, выкупив их у цыган. Когда же моей матушке и моей тетушке исполнилось по тринадцать, отец сделал их своими наложницами. Вот почему мы с сестрой и родились с разницей всего в неделю. Когда же нашим матушкам было по двадцать, отец решил нас четверых продать и купить себе других наложниц, помоложе и посвежее. К счастью, нас купил домоправитель везира, человек мудрый и более чем практичный. Наши матушки остались у него в гареме, а нас с сестрой в возрасте семи лет отдали Ахмаду-аге, тогдашнему первому смотрителю императорского гарема…

Василике уже стала привыкать к тому, что история жизни любой женщины здесь, в Бизантии, есть лишь история купли и продажи. Но холодный голос и отстраненные интонации Мамлакат-ханым все-таки не смогли оставить девушку равнодушной.

– …Одним словом, когда Бесиме исполнилось семнадцать, она стала любимой наложницей императора Алексея. И через год родилась Феодора. Моя же дочь умерла через несколько дней после рождения, и с тех пор я наставница в ода…