Коварная любовь Джабиры

Она не сопротивлялась, когда Мирджафар прикоснулся губами к ее губам и раздвинул их языком, но не ответила на поцелуй. Но когда он провел губами по ее шее, спустился к груди и зажал губами чувствительный бутон на ее груди, одновременно лаская его языком, ее тело затрепетало, несмотря на все усилия не поддаться сладостным ощущениям.

– Василике, ты хочешь меня, – отрывисто проговорил Мирджафар. – Твое тело говорит со мной на его собственном языке.

– Нет! – с яростью вскричала Василике. – Кроме тела, у меня еще есть душа. Я не рабыня, не наложница и не вещь, которой ты можешь распоряжаться по своему усмотрению.

Мирджафар отпрянул.

– Так вот в чем дело? Ты думаешь, что я просто пользуюсь твоим телом? Я люблю тебя, Василике. Я уже не раз говорил это тебе и думал, что ты отвечаешь на мою любовь.

– Ты не понимаешь, что значит любить, – презрительно бросила Василике. – Ты путаешь любовь с похотью. Ты можешь наслаждаться в объятиях любой женщины точно так же, как в моих.

Мирджафар почувствовал, как в нем просыпается гнев.

– Может быть, ты и права. Но сейчас я хочу именно тебя, и, клянусь собственной жизнью, я получу то, чего хочу. А ты? Чего от меня хочешь ты? Я отдал тебе свою любовь, я рисковал жизнью своих людей ради твоей, неблагодарная девка, безопасности. Ты принадлежишь мне. И если мне придется приказывать, чтобы ты отдалась мне, я буду приказывать!

Гнев заставил Мирджафара забыть о том, что Василике горда, как бы в гареме базилевса ни старались выбить из нее непокорность, смирить нрав, превратить в настоящую рабыню. Он только понимал, что ему отказывают в том, чего он страстно желает. Его чувство к Василике было глубоким и истинным, но воспитание брало свое: рожденный повелевать, он не мог не требовать полного и безусловного подчинения.

Слова Мирджафара лишь подхлестнули ярость Василике, и она забилась в его объятиях, пытаясь вырваться.

– Ты самодовольный дикарь! Оставь меня! Я не стану подчиняться твоим приказам!

– Иди сюда, – глухо проговорил Мирджафар, взбешенный и одновременно восхищенный ее вспышкой. Под водой он схватил ее за ягодицы и немного приподнял. Она продолжала сопротивляться до тех пор, пока он не потерял терпения и силой не заставил ее обнять ногами его бедра. В следующее мгновение он легко вошел в нее. Трепет подавляемого желания пробежал по ее телу, оно перестало сопротивляться, и губы Мирджафара изогнулись в удовлетворенной усмешке.

С каждым новым движением его страсть возрастала, ни одна женщина не воспламеняла его так, как Василике. Его пальцы впивались в нежную кожу, а рот ласкал то полураскрытые губы, то набухшие соски. Когда он протиснул руку между их слившимися телами и нашел горячий бугорок, средоточие ее чувственности, Василике словно обезумела. Ее бедра задвигались в бешеном ритме, увлекавшем его за собой. Мирджафар с восторгом и изумлением наблюдал, как меняется ее выразительное лицо, когда она приблизилась к границе экстаза. И наконец, когда широко открылись бирюзовые глаза, устремляя в небо отрешенный невидящий взгляд, все его мысли исчезли, сметенные ураганом небывалых по силе ощущений.

Следующие дни стали тяжелым испытанием. Мирджафар еще в Мирсебе купил два бассураба, которые должны были сделать путешествие более удобным для Василике и Джабиры. Теперь они ехали не на лошадях, а в этих громоздких приспособлениях, укрепленных на спинах верблюдов. Хотя бассураб отчасти защищал седока от палящего солнца, но жара становилась все более невыносимой. Кожа Василике под одеждой шелушилась, она казалась суше, чем песок, по которому ступали их верблюды. Хотя она почти все время отпивала понемногу из бурдюка, ей казалось, что рот набит ватой.

Когда они останавливались на ночь, ставили только один шатер – для Василике с Джабирой. Как и предупреждал Мирджафар, Василике почти не виделась с ним в эти дни. Но еще больше ее огорчало то, что Джабира почти каждую ночь, в самое темное время, исчезала на несколько часов. Мысль о том, что молодая берберка наверняка уходит к Мирджафару, едва не свела ее с ума. Но гордость не позволяла ей расспрашивать девушку, у которой в последнее время стал подозрительно довольный вид.