Коварная обольстительница

– Да что ты? У них есть детские сады и ясли на территории? И программа продленного дня для детей тех родителей, которые заняты на работе? А девочки из отряда бойскаутов продают там печенье и воздушную кукурузу?

– Это центры для пожилых людей, – буркнул Коул, садясь на кровать спиной к Эмили и натягивая брюки. – И это те места, куда люди приходят жить, чтобы им не надо было покупать навязанное им печенье и воздушную кукурузу, которые им совершенно не нужны. Или терпеть плохо воспитанных малышей и подростков.

– Возможно, отчасти и так, но в основном это те места, Коул, – сказала Эмили терпеливо, – куда люди идут, чтобы иметь возможность умереть не на руках своих близких из стремления причинить им как можно меньше беспокойства.

Коул встал и быстро застегнул брюки.

– Это места, где пожилые люди чувствуют себя спокойными и защищенными.

– Защищенными от чего? – спросила Эмили.

Коул посмотрел на нее так, словно она не должна была задавать такой вопрос. А она задала, поскольку не знала, что он имел в виду.

– Только не говори мне, что ты считаешь, будто за каждым кустом притаился серийный убийца, готовый выскочить из засады и забить до смерти бабушку, идущую к почтовому ящику за чеком социального обеспечения.

– Ты говоришь ерунду!..

– Так ответь, – сказала она. – И ответь честно. От чего надо защищать Иду?

Коул снова сел на кровать и взял свои носки.

– От назойливых просителей.

– Что? – остолбенев, спросила Эмили. – Ты считаешь, что она не должна общаться с людьми?

Опустив плечи, он тяжело вздохнул.

– Бабушка – и это общеизвестно – чрезмерно доверчивый человек. Ты знаешь обо всех этих просьбах, которыми осаждают ее постоянно? Дети-инвалиды, дети-погорельцы, дети слаборазвитых стран, сироты, солдаты, моряки, миссионеры, дельфины, акулы, бизоны, слепые собаки, бесхвостые кошки, леса Бразилии, льды Антарктики…

– Я поняла, Коул, – мягко перебила Эмили.

Он покачал головой.

– К тебе лично обращаются из Смитсоновского института, когда дело касается витражей. Это отлично. Это то, чем ты зарабатываешь на жизнь. А моя бабушка – объект для каждого душевнобольного человека и всех известных человечеству благотворительных фондов. Им нужны деньги, и они пишут письма Иде Бентли.

Коул вздохнул и снова взъерошил пальцами волосы.

– Господи, Эмили, в ее шкафу и сейчас полно коробок из-под обуви, доверху набитых адресами несуществующих организаций.

– Совсем не каждый благотворительный фонд безумный или фальшивый, – возразила Эмили, пытаясь помочь Коулу справиться с ситуацией, которая его явно измотала.

– Проблема в том, – печально сказал он, – что моя бабушка доверяет всем и каждому. В прошлом году она купила шесть телок для какой-то гватемальской деревни, восемь пар кроликов для деревни, расположенной где-то в Индии, и оплатила пластическую операцию троих сирот с «заячьей губой» в Нижней Трансильвании. А может быть, это было в Верхней Трасильвании, не знаю, да и знать не хочу. Важно то, что все вместе это обошлось ей в пятнадцать тысяч.

– У нее не было таких денег?

– Деньги у нее есть, – мрачно сказал он.

– Тогда в чем проблема, Коул? – удивилась Эмили. – Это ее деньги, и она может тратить их так, как хочет. Ида явно считает, что помогает миру, выписывая эти чеки. Что здесь плохого? Мы все хотим, чтобы мир стал лучше.

Коул натянуто улыбнулся.

– В прошлом году к ней обратились также группа людей, захотевших объявить вне закона двигатель внутреннего сгорания, группа людей, издающих словарь языка общения китов, группа, которая взорвала три клиники планирования семьи…

– Я слышала об этом, – подтвердила Эмили, неожиданно поняв, что его беспокойство имеет под собой реальную почву.

Ведь если затеи выходят за рамки эксцентричных, они становятся опасными.

– Щедрость Иды Бентли взрывоопасна, – продолжал Коул, шагая из угла в угол. – И скажу тебе, ты не представляешь, что такое настоящий кошмар, до тех пор, пока на пороге твоего дома не возникнут агенты ФБР и не начнут задавать тебе вопросы о подрывной деятельности твоей бабушки.

– Я понимаю твою озабоченность, – сказала Эмили. – Но почему ты считаешь, что переселение Иды в дом престарелых что-то изменит? Разве там отслеживают почту обитателей?

– Я не знаю, – сказал Коул, снова сев на кровать. – Это один из многих вопросов, которые я собираюсь выяснить перед тем, как приду к какому-то решению. Разумеется, с моей стороны просто необходим особый надзор за бабушкой…

– Ну, надзирать можно и здесь. Нет никакой нужды отправлять Иду в ссылку.

– Это не ссылка. Это чрезвычайно привлекательные места.

– Но не для жизни, Коул. Моя бабушка давно умерла. Я уже это проходила. Эти дома не что иное, как очень дорогие, очень прибыльные склады для старых людей в конце их жизненного пути. Начинается с отдельного жилья, потом тебя переселяют в эдакую больничную палату, потом в приют, а потом отправляют в машине в морг.