Коварные алмазы Екатерины Великой

Он вошел в комнату, и Эмма улыбнулась ему – показалось, что от этой улыбки у нее громко затрещала кожа на лице, так в мороз трещит кора на деревьях, но Илларионов только улыбнулся в ответ и поцеловал ее деревянные, фальшивые, лживые губы.

– Конечно, – она улыбнулась, – кому же не нравятся сапфиры? А бриллианты я вообще обожаю, душу дьяволу за них продам!

– Не надо, – хохотнул Илларионов. – У дьявола такого товара – завались. Продай лучше мне свою душеньку!

– Договорились, – легко согласилась Эмма, хотя прекрасно знала, что обманывает Илларионова: как можно продать то, чего нет? – Продам со скидкой, а ты, пожалуйста, не обижайся, что я на Лонгшамп с тобой не поеду.

– Отдохнуть хочешь? Сил набраться перед второй ночью? – Илларионов смотрел так влюбленно, что Эмма едва не закричала: «Да ты что, слепой? Не видишь, кто перед тобой стоит?»

Похоже, не видел. Ну да, утверждают же некоторые философы, что мир вокруг нас – всего лишь субъективная реальность, созданная нашим воображением.

Но если так, у Илларионова очень богатое воображение.

Эмме вообще везло на мужчин с воображением.

– Я хочу поехать на свою квартиру. – Она на миг запнулась, но тотчас поправилась: – На квартиру подруги, у которой хранятся мои вещи, нужно кое-что взять. Ты извини, но у меня даже трусиков сменных нет, а я не могу два дня подряд надевать одни и те же.

– Уйди, уйди, – воскликнул Илларионов, щурясь и смешно отмахиваясь от Эммы, – уйди, не искушай меня такими разговорами! Ехать пора! Давай я тебя подвезу туда, где твоя квартира.

– Да я на метро могу. Там рядом станция «Оберкамф».

– Какое метро, ты что? Забудь о метро! – приказал Илларионов. – Теперь я тебя буду возить куда надо. Или Морис, или Мишель, или Оливье. Такие у нас, сильных мира сего, понты, и мы должны соблюдать законы стаи. Привезу туда, а потом заберу часа через два на обратном пути, хорошо?

– Хорошо, – согласилась Эмма, которая уже поняла, что с этим мужчиной нужно во всем соглашаться – спокойней будет.

– А тебе хватит двух часов разобраться в своих тряпках?

Эмма не знала, хватит ли ей двух часов, чтобы разобраться, но согласно закивала.

Соглашаться так соглашаться.

Париж, наши дни

Уже вставив ключ в замок, Катрин подумала, что надо бы поберечься, не входить сразу в квартиру: вдруг взбешенный Роман подкарауливает за дверью, чтобы встретить ее с кулаками? Хотя чего особенно беситься, не так долго он и ждал. Она пулей долетела от дома Лорана до площади Бастилии, схватила готовые фотографии. Здесь, конечно, произошла небольшая задержка: убедившись, что догадка ее верна, она на некоторое время впала в клинический ступор, ошарашенная подлостью судьбы. Потом она из ступора все же вышла, снова вскочила в машину и вернулась на Сен-Мишель, домой, благо час пик еще не настал. Ее прямо-таки разбирало нетерпение, до того хотелось поскорей швырнуть эти фотографии в физиономию Романа и поглядеть, как забегают его глаза!

Катрин даже огорчилась, что он не стоит под дверью, что надо еще сделать несколько шагов, добежать до дивана, на котором он лежал, и только тут размахнуться – и…

– Ты что, с ума сошла? – Он прикрывался руками от разноцветного вороха: на всей контрольке Катрин интересовали четырнадцать кадров, вот она и заказала четырнадцать отпечатков.

– Ничего! – выкрикнула она злорадно. – Сейчас ты тоже сойдешь! Посмотри, посмотри!

Роман глянул лениво. И вдруг резко сел, вцепился в фотографии, принялся их жадно перебирать. Видно было, что ему не хватает дыхания, и глаза бегали, бегали… Все в точности так, как хотела Катрин!

– Что это? – наконец он смог заговорить. – Откуда это у тебя?

– Нет, это я должна спросить, что это? Это что, твоя новая пассия?

– Нет, не новая, – хмуро ответил Роман, и Катрин с сожалением отметила, что он очень быстро собрался: краска сошла с лица, дыхание выровнялось. Ничего, ничего, через несколько минут он такое услышит, что снова задыхаться начнет.

– А, значит, старая, – кивнула Катрин. – Да, старовата для тебя, ты не находишь?

Роман пожал плечами:

– Не старше тебя.

Теперь задохнулась Катрин. Ладно, сейчас не время считать годы, свои и чужие. Сейчас главное – сохранять хладнокровие.

– И все-таки кто это?

– Где ты это взяла? – спросил он вместо ответа.

– Да вот взяла. На дороге нашла! – И Катрин дразняще повертела в воздухе контролькой.

Зря, между прочим: Роман резко вытянул руку и вырвал у нее отпечаток так стремительно, что она и моргнуть не успела.

– Отдай! – взвизгнула она.

– Отдам, – кивнул Роман. – Только сначала скажи, где взяла это.

Нет, ей хочется поговорить о другом…

– Ты знаешь такого русского типа, которого зовут Андре… Адре… – Катрин напряглась и по слогам отчеканила: – Ил-ла-ри-о-нов! Андре Ил-ла-ри-о-нов! Знаешь?

Роман сидел и смотрел на нее неподвижными, расширенными глазами.

Что с ним? Инсульт хватил, что ли? Говорят, нынче инсульты и инфаркты помолодели.

– Нет, впервые слышу, – пробормотал наконец Роман.