Шон пошёл вперёд, и вскоре мы оказались на улицах знакомого мне города. Всё здесь дышало беззаботностью и размеренным бытиём. Это спокойствие обволокло мою душу. Люди жили так, как им хочется. Носили то, что вздумается, делали порой нелепые причёски и получали удовольствие от своей свободы. Их быт остался прежним: кто-то надевал яркую одежду хиппи, плёл сотню косичек, ничего не делал и только развлекался. Но были и те, кому было в радость создавать уют вокруг себя, носить обычную одежду, объединяться в семьи, строить дома и рожать детей. Каждый жил своей неповторимой жизнью.
После моего свадебного желания город преобразился, сменив свою шалашную архитектуру на белокаменные дома. Большинство жителей осталось довольным таким перевоплощением. А те, кто решил хипповать дальше, снова построили себе шалаши, продолжили носить яркую несуразную одежду с кучей амулетов и бусин на шее. Им нравилось вести беззаботный образ жизни, спать с разными партнёрами и рожать от кого-то из них, даже не зная, чей ребёнок.
Завидев меня, все радостно бежали на встречу, махали руками и выкрикивали приветствия. Мне было приятно, что мне здесь рады.
— Хочу видеть родных, — шепнула Шону.
— К ним и веду, — усмехнулся он.
Жители, встречающиеся на нашем пути, радостно приветствовали нас и с нескрываемым любопытством глазели на меня и копошащийся свёрток в моих руках.
— Они знают о том, что произошло между мной и Ником? — спросила я Шона, почти зная его ответ.
— Да, — он коротко кивнул и с виноватым видом добавил: — Видишь ли, в своё время мне удалось завладеть зеркалом обозрения, и я поставил его у себя в доме. Через него я частенько заглядывал в обычный мир и знал обо всех значимых событиях, происходящих там. Но после того как мне, тебе и Нику пришлось покинуть эти места, горожане, не дождавшись нас, вошли в моё жилище и обнаружили зеркало. Через него они знали обо всех наших похождениях. Хоть они не видели тебя во время заточения в темнице и в невидимой комнате, но остальные события не укрылись от них. Это и ваши пререкания с Ником и переживания, а потом свадьба. Так что они знают почти всё. Вся ваша размолвка с Ником стала достоянием общественности.
Я обречённо вздохнула. Зная наших девушек, они рады перемыть мои косточки. Впрочем, не хочу думать о сплетницах. Надеюсь, что мне не часто придётся общаться с ними. Ведь я поселюсь в доме родителей.
— Значит, мы сможем посмотреть какой переполох случился во дворце после нашего бегства? — любопытно спросила Мэри.
— Нет, — Шон покачал головой. — Я разбил зеркало, поняв, какую ошибку допустил, оставив его у себя. Ведь если бы не оно, то никто не знал бы о том, что произошло между Викторией и Ником. А теперь эта тема не сходит с уст горожан. Каждый считает своим долгом обсудить случившееся.
Лучше бы он не говорил этого! У меня аж уши запылали от стыда. Снова я на всеобщем обозрении, и снова придётся сносить любопытные взгляды. Впрочем, мне к ним не привыкать! Поэтому гордо вскинула голову и пошла дальше, любезно улыбаясь всем встречным. Они радостно улыбались в ответ и мило приветствовали меня. И я поняла, что сплетни сплетнями, но при этом меня любили все жители города. Это добавило мне смелости духа.
Широкие тенистые улицы с высокими раскидистыми деревьями, вели нас мимо замечательных белокаменных домов, которые появились в городе благодаря моему свадебному желанию. Город преобразился и выглядел ничуть не хуже столицы. Но порой встречались шалаши хиппи, не пожелавших жить в благоустроенных домах.
Судя по всему, разношёрстное население города удивляло Мэри, но я знала, что со временем она привыкнет, как когда-то привыкла я.
Шон свернул в укромный переулок, мощённый булыжником, и повёл нас меж близко стоящих домов. Каменные лестницы, ведущие на вторые этажи домов, или на террасы, раскинувшиеся на крышах, были уставлены большими кадками с яркими цветами. Над нами вилась голубая полоска яркого неба, а солнце не могло добраться до нас из-за узости переулка.
— Как же здесь уютно, — выдохнула я, испытывая мощную энергетику этого места.
Казалось, что улочка обнимает меня своими добрыми руками, оберегая от любопытных глаз и пересудов. Здесь было спокойно. Здесь мне ничего не грозило.
Шон подвёл нас к двухэтажному дому, слившемуся с остальными единой белокаменной стеной. Резные голубые ставни гостеприимно распахнуты, на подоконнике цветы. У двери лавочка с удобной спинкой. Лестница на террасу увита плющом и на каждой ступеньке горшки с яркими цветами.
Моё сердце дрогнуло, почувствовав близость родных.
— Мама! — прошептала я, останавливаясь у дверей.
Но вместо неё из дома вышел большой рыжий кот и лениво посмотрел на меня. Надо же! Даже кот, прибившийся к нашему дому, был рыжим, как и всё моё семейство!
Вслед за ним выбежала Сьюзен — самая младшенькая и, увидев нас, замерла на пороге. Такая же огненно-рыжая, как я, но с более смешливым личиком и озорными глазками ярко-зелёного цвета. Пару раз моргнув, она завизжала, как резанная, и кинулась ко мне.
— Виктория! Виктория! — твердила она, словно других слов и не знала.