Коварный камень изумруд

– Мы заказали в Англии пятьдесят купеческих судов, двухмачтовых, да в Голландии столько же. Да в Америку послали мастеров добрых, чтобы и там строили нам купеческие корабли. Скоро начнётся великая торговая война. И тот, кто владеет кораблями, тот будет владеть миром. – Штора упала, теперь заскрипел засов потайной двери. Тот, страшный человек, господин Халлер, снова откашлялся. Собрался уходить по чёрной лестнице, но договорил мысль:

– Мы строим корабли в кредит. Заплачена нами уже треть суммы. Ещё треть денег я требую с тебя. Вот такой я негоциант.

– Обожди уходить! – закричал в голос, сквозь разбитую челюсть Фаре де Симон. – Дай мне хоть совет, где мне искать это золото!

Там, в кабинете, человек перестал скрипеть потайным затвором двери, ведущей на чёрное крыльцо дома Фаре де Симона. Выругался пастушьими словами своего пастушьего языка, прошипел:

– У людей, где же ещё? Тебя же учили, каторжанин, что деньги бывают только у людей…

Иезуит почуял, как у него перестало биться сердце. Он кинулся к кабинетной шторе, запутался в ней, закричал:

– Но мне не найти таких людей с такими деньгами!

– Да ты об них каждый день спотыкаешься!

– Об деньги?

– Об людей, порка мадонна миа!

Вот, пошла уже итальянская ругань. Не надо бы так сильно злить барона Халлера, но ведь приходится.

– Не носят здесь люди деньги…

– Врёшь, носят!

Там, в потайной комнате, человек, простывший до соплей в Петербургском климате, снова заскрипел креслом. Фаре де Симон вытер лоб подвернувшейся тряпкой, не заметив, что это была его окровавленная рубашка. По лицу его, наискось, пролегла полоса своей же крови.

– Ладно, – пробурчал страшный человек барон Халлер, – тебе скажу, тебе можно, ты здесь прижился, и тебя уже бьют, как своего, питерского человека. Внимай крепко, повторять не стану.

– Внимаю, господин! – обрадовался Фаре де Симон и приложился прямо к горлышку литровой бутыли с ромом. От рома на четверть часа легчала боль в голове. – Внимаю…

– В этой стране, по спискам наших осведомителей, 18 тысяч офицеров в действующей армии, офицеров разного ранга и разного статуса, не считая прапорщиков и прочей мелюзги, вроде фельдфебелей…

– Офицеры здесь вечно безденежные! – весело выкрикнул Фаре де Симон и тут же схватился за треснувшую челюсть. В голове его будто стекольная бутыль лопнула, тыкнув во все стороны осколками. Такая острая кинулась в голову боль.

– Вот это нам и хорошо, что безденежные… и то нам хорошо, что здесь их заставляют кормиться и одеваться по форме за собственный счёт. Короче, сделай так – сними рядом со своей лавкой тихую квартиру с отдельным входом. И создай здесь… нет, не ломбард, не контору ростовщика, а создай ты здесь… э-э-э… «Союз борьбы за освобождение офицерского класса»… Нет. Не то. Это пока рано. Создай ты здесь «Союз спасения». Да, пусть будет так: «Союз спасения». Это русские свиньи поймут. У них артель в чести, так вот, ты под русскую артель и сработай. То есть в этом обществе будет как бы касса взаимной помощи, артельной помощи. И смотри мне, чтобы никаких процентов не брать!

– А я тогда не понимаю, как это – касса, и без процентов?

– А ты внимательно слушай. Пусть офицерики здешние по рублю скинутся в эту кассу. И более уже никаких с них поборов – не брать! А когда станут тебе в ту кассу рубли вносить, ты списочек подробный составляй, кто таков, какого звания, откуда родом, какой полк и прочие данные – женат, не женат, дети есть или нет, дом есть или нет, да всё под офицерскую личную роспись… Понял? Сообразил?

– Про список я сообразил, господин. Но русские офицеры здесь, это не итальянцы и не немцы. И не французы какие-нибудь. У них вера в слово безграничная. Список мой они могут и порвать…

– Не порвут. Ибо ты к этому делу стороной-стороной, да приставь Мишеля Черкутинского, лепшего друга принца – цесаревича Александра. Мол, это он, принц Александр, посоветовал такую артельную кассу открыть, для поддержки и помощи русским офицерам, да, упаси Бог, без всякой публичности… Мишка на это дело пойдёт, я прикажу… Кому деньги на мундир надо – давай из кассы двадцать рублей. Кому на сапоги, кому на лошадь, всем давай, хоть по сто рублей, отчёта не спрашивай…

– Да как же так? Внесёт офицерик рубль, а ему без процента и без срока давать двадцать рублей? Или даже сто? Я же с такой кассой такого «Союза благоденствия» через неделю в разорение уйду! Или свои мне деньги вкладывать? Я с ума не съехал…

– Личные твои деньги у тебя никто не отбирает. Ты будешь иметь особые ассигнационные поступления русских бумажных рублей, после того как в город Вену поступят указанные мною четыреста фунтов золота. Они к тебе вернутся, но в ассигнациях, хорошо сработанных нашими умельцами. Вот ими и будешь потчевать русскую офицерню…