— Да не к тому разговор! — раздосадовался полковник. — Найдут меня мёртвым, отложат почтовый прогон до той поры, пока нового начальника не назначат, да пока на него все приказы не переоформят. Неделя, даже больше на то дело уйдёт. А потом станется, что изменят маршрут прогона повозок. Дело государево, там не дураки сидят!
Разговаривая так, полковник Булыгин уже охватил левой рукой рукоять короткого пистоля, что бил прицельно только на пять шагов. А больше и не надо. И тут он вспомнил, что при нём в разных бумагах лежит прошение об отставке поручика Егорова! Вот он, развод неприятного и смутного дела!
— На-кось, правь пока лошадьми, — полковник перекинул вожжи Малозёмову, — а я тебе один документик из портфеля дам. Обрадуешься.
Булыгин пошарил в портфеле, достал егоровское отставное прошение, помеченное как раз сегодняшним числом, протянул Малозёмову.
— На что мне бумага! — проорал бывший сержант.
Булыгин отобрал вожжи, поприжал лошадей к спокойному ходу:
— А на то тебе эта бумага, что она от твоего супротивца, поручика Егорова писана. Прошение об отставке. Прошение то удовлетворено.
— Ну и что? Мне от того — какой профит?
— А такой тебе профит, что когда напакостишь где, бумагу эту как бы нечаянно выронишь. А подберёт ту бумагу старший конвойный Тайной экспедиции Савва Прокудин. Лучший друг твоего врага Сашки Егорова. Понял? Понял — кого тогда станут искать шешсковские ярыги по всей империи?
— Меня? — спросил удивленный Малозёмов.
— Дуболом, в мать твою и отца твоего! Поручика Егорова они станут искать! Вот так и чужими руками убьёшь своего вражину!
— Сам убью! — запротестовал Малозёмов, но возок Булыгина как раз проезжал мимо конногвардейского училища, где во множестве выхаживали своих коней военные люди, да с саблями при пистолях. И каждый пистоль с зарядом...
Булыгин просто толкнул наружу Малозёмова и стегнул своих лошадей... Тут уже, среди своих драгун с саблями, бояться воровского ножа нечего.
В шесть часов утра три одинаковых возка вышли за городскую заставу, конвой драгун шуганул с тракта в сугроб чей-то санный обоз, и посольская экспедиция ровным намётом стала удаляться от столицы. Первую ночную остановку делали обычно в Луге, за полтораста вёрст от Санкт-Петербурга. Для того шли татарским обычаем, впереди и позади себя гнали шесть десятков заводных лошадей, перепрягая усталых скотин на свежих каждые тридцать верст.
Назначение старшим конвоя нечаянно-негаданно к большому своему неудовольствию получил от полковника Булыгина Савва Прокудин. Савва, состоявший уже второй месяц при конном эскорте графа Толстого-Американца, за это время привык спать дома, а обедать у графа Толстого. Да у него же, кстати, и ужинать. И вот тебе — незадача, мотать до Варшавы, да по зимнему пути.
Проехали уже больше половины дороги до Луги, скоро, значит, второй раз перепрягаться. Стало смеркаться. Савва хотел было достать свою трофейную фляжку, добытую во второй турецкой кампании да выпить водки глотка три. Ну, пять. Да тут подскочил к нему вахмистр из передовой конной охраны:
— Там огонь большой, у дороги. Будто село горит.
— Нет там села. Один лес!
— Значит, лес горит. И много горит!
Вот же, леший их задери!
Савва махнул своим драгунам, чтобы за ним не шли, а сам погнал коня вперёд, почти за версту, туда, где горит.
И точно, горело. От тракта Санкт-Петербург — Псков влево уходила накатанная дорога. Вроде как на Великий Новгород. Вот по краям той дороги и горели огромные костры из цельноваленых елей. Горели жарко, конь под Саввой фыркнул. В море огня виднелись человеческие фигурки, они что-то рубили, таскали верёвки.
В таком случае останавливаться поезду экспедиции никак нельзя, но то-то и оно, что несколько деревьев упало прямо поперёк псковского тракта, и те деревья жарко тлели. Заводные лошади сбились там кучей и далее не шли. Савва крикнул вахмистра:
— Вели старшому этих поджигателей быть ко мне! Махом!
И в злости свернул винтовую крышку с фляжки и влил в себя целую половину!
Подбежал какой-то старик в крестьянском зипуне, ещё издали стащил шапку и всё кланялся:
— Здравствуйте вам, господа хорошие! Не бранитесь на нас, мы приказ своего барина исполняем!
— А вот тебе мой приказ! — рявкнул Савва. — Даю счёт до десяти, чтобы дорогу освободить! Государственная почта следует!
— А у нас, — довольно нагло ответствовал старик, — приказ другой. Нам велено поджидать государеву почту и указать ей другой путь!
Сзади затрещало, заорали драгуны. Савва оглянулся. Три большущие и дымно горящие ели упали прямо на его драгун, возле среднего возка. Возок, тот, особо тайный, пытался вывернуться от валящихся деревьев. К нему бежали чужие люди с топорами.
— Это что же деется-то, а? — крикнул старику Савва. Но перед ним стоял уже не старик, а бывший сержант Малозёмов. А за ним стоял некто, с закрытым платком лицом, но в поручичьем мундире. Никак это Сашка Егоров?! Но тот вроде повыше ростом будет...
Малозёмов обернулся к тому, закрывшему морду платком, и проорал:
— Ну ты, Егоров сын! Стреляй! Чего трусишь?