Я еще долго сидела в машине, думала и гадала, так и эдак прикидывала все возможные варианты, но в конце концов взяла телефон и просто набрала номер Саврасова. Пожалуй, впервые в жизни я не могла решить свои проблемы сама.
До семи вечера у Стаса было совещание с каким-то представителем столичной прокуратуры. Так что встретиться со мной он смог только тогда, когда по асфальту поползли длинные тени, на город опустились сумерки, а с неба заморосил серенький мелкий дождик. На улицах запестрели разноцветные зонты: люди спешили после рабочего дня по домам, тесно толпились на остановке, семенили по тротуарам. Я сидела в дешевой закусочной, приютившейся на первом этаже жилого дома, точно напротив центрального входа в Следственный комитет, где работал Саврасов, жевала малосъедобный гамбургер и глотала давно остывший кофе — это был мой завтрак, обед и ужин за весь сегодняшний день. Но я и не была голодна: казалось, что вместе с чувством реальности происходящего меня одновременно покинуло желание есть, спать и думать. Так что еду я заказала только для того, чтобы иметь возможность занять столик, смотрела осоловелыми глазами в окно, а в голове не было ни единой мысли. Я даже не следила за временем. Только по тому, как нахлынул в кафе шумный поток посетителей, а потом снова опустела большая часть столиков, я догадалась, что рабочий день закончился и плавно перетек в вечер.
Дверь рядом со мной открылась, и в зал вошла худая тетка с ведром и стала возить грязной тряпкой между ножками стульев. Я передернула плечами и снова отвернулась к окну. Потянулась было за пачкой сигарет, но вспомнила, что курить в общественных местах запрещено, и с досадой зашвырнула сигареты обратно в сумочку. После недели отвязной жизни, когда за одну ночь выигрывалась или проигрывалась (не имело значения!) годовая зарплата среднестатистического тарасовца, когда можно было жить в номере люкс с видом на набережную, пить «Хеннесси», ужинать только в дорогих ресторанах и носить коллекционные вещи, теперь было крайне символично оказаться в низкопробной кафешке, где нет официантов, а чтобы получить пластиковый стаканчик с кофе, нужно отстоять очередь к кассе. Я слишком быстро привыкла к той — иной, не моей жизни. Но теперь нужно было возвращаться к привычной реальности. Я не картежница, не аферистка и не мошенница — я самая обычная девушка, подрабатывающая частной охранной деятельностью, и только.
— Привет, Женяша!
На соседний со мной стул бухнулся тяжелый потрепанный портфель. Уставший, небритый Саврасов сел рядом, расстегнул ворот несвежей рубашки и вытянул ноги под столом.
— Прости, что заставил ждать. Как на иголках просидел все совещание, но вырваться раньше не мог.
— Ничего страшного. Мне полезно было побыть одной, — махнула я рукой.
— С самого утра ничего не ел, — выдохнул приятель. — Закажу себе что-нибудь, и тогда…
Я еще раз махнула рукой. Все самое ужасное, что только могло произойти, уже случилось. Торопиться теперь мне было решительно некуда.
Стасик вернулся через пару минут с полным подносом тарелок и сразу двумя стаканчиками кофе — один поставил перед собой, второй передал мне.
— Рассказывай… — Он начал энергично жевать и по ходу дела задавал вопросы: — Ты чего так долго не звонила? Где сейчас Кронштадтский? А ты чего, подруга, вообще такая понурая?
— Стас, я провалила всю операцию и похоже, что вляпалась в серьезные неприятности, — честно созналась я.
— Неужели Антон догадался, что ты работаешь на нас? — ахнул Стасик и даже есть перестал.
— Хуже, — ответила я и рассказала всю историю своих злоключений с Антоном и Марком, отдельно поведав о знакомстве с Митей и проигранном бизнесе, а главное — о том, чем все это для меня обернулось.
Стас слушал меня внимательно, и чем дальше я говорила, тем больше он мрачнел, однако аппетита не терял: методично, ложку за ложкой, он отправлял в себя порции еды и тщательно ее пережевывал.
— Теперь крайней во всей этой истории оказалась я, — завершила я свое горестное повествование. — Завтра вечером он ждет меня в условленном месте с деньгами. И если я их не принесу… — я осеклась, поморщилась и махнула рукой. — Я его знаю, он слов на ветер не бросает, и если пригрозил мне расправой, то так и будет. И в этой истории я боюсь вовсе не за себя, а за тетю Милу.
Я замолчала и выжидающе уставилась на Саврасова. Но приятель еще долго ничего не говорил, отодвинул тарелку с недоеденным мясом, пил кофе и смотрел в окно. Наконец он обернулся ко мне.
— Прости меня, Женя, что втянул тебя в эту историю… Никак не ожидал я, что вот так все обернется. Что Кронштадтский заинтересуется тобой только для того, чтобы использовать как подсадную утку. Ох хитер лис! Хитер! Прокрутил аферу с бизнесом Графченко и сбежал. И ведь нашли же лихачи где-то компромат! — Стасик в сердцах стукнул кулаком по столу. Несколько посетителей обернулись на нас. А приятель, уже понизив голос, продолжил: — А Графченко не рассказывал, чем именно шантажировал его Кронштадтский?
— Нет, — покачала я головой. — Он просто сказал, что у Антона был на него компромат.