Коварство и честь

— Как всякий хороший солдат, гражданин Шазо, — заключил Шовелен. — И я знаю, что могу доверять вашей скромности.

— О, что касается этого…

— Само собой ясно, что иначе никак нельзя. Пока что, друг мой, берите болвана и объясните все ветеринару.

Он вынул из кармана вощеную дощечку для письма и, нацарапав несколько слов, подписался с тем элегантным росчерком, который позволял определить его почерк на множестве тайных приказов, исходивших от Комитета общественного спасения в течение двух лет его существования.

Шазо взял письменный приказ и сунул в карман, после чего повернулся и отдал команду своим людям. Те снова подняли на ноги беспомощного Рато. Он охотно пошел с ними. И вообще был готов на все, лишь бы поскорее отсюда убраться, подальше от этого тощего дьявола, с осунувшимся лицом и пронизывающим взглядом бесцветных глаз. Поэтому он безропотно позволил себя увести.

Шовелен смотрел вслед маленькому отряду: шестеро мужчин, астматик и замыкающий сержант перешли на другую сторону улицы Ла-Планшетт и направились к кавалерийским баракам в квартале Бастилии.

Довольно кивнув, Шовелен тщательно закрыл двойные двери и, снова оказавшись в темноте, на ощупь добрался до лестницы и поднялся этажом выше.

Оказавшись на площадке первого этажа, он уже хотел толкнуть дверь, ведущую в квартиру матушки Тео, но дверь открылась сама, словно под напором невидимой руки, и голос с издевательской интонацией откуда-то из-за спины учтиво предложил:

— Позвольте мне, месье Шамбертен?

Глава 25 Четыре дня

Шовелен так и не мог вспомнить, что произошло в следующие четыре секунды. То ли он по собственной воле ступил в приемную Катрин Тео, то ли невидимая рука втолкнула его… неизвестно. Но пришел он в себя, когда уже сидел на скамье, прислонившись к стене, а перед ним, глядя на него лениво и насмешливо, спокойный, красивый, безупречно одетый, стоял его злейший враг, сэр Перси Блейкни.

Приемная была до чрезвычайности мрачной. Кто-то уже успел зажечь в люстре сальные свечи, бросавшие дрожащий свет на сырые голые стены, каменный пол и занавешенные окна. Тонкие спирали смрадного дыма поднимались к закопченному потолку.

Терезы нигде не было видно. Шовелен огляделся, делая отчаянные усилия сохранить самообладание и надеясь на никогда не покидавшее его мужество. Он отнюдь не был трусом, не боялся смерти или насилия от рук человека, которому причинил немало зла и которого с ненавистью преследовал. Нет! Он не боялся смерти от рук Алого Первоцвета! Пуще всего он опасался насмешки. Унижения. Этих замыслов, дерзких, авантюрных, казалось бы, невыполнимых, которые, как он знал, уже зреют в голове врага, за этим гладким лбом, насмешливыми глазами, имевшими силу раздражать его, доводя до грани безумия.

Наглый авантюрист! Ничем не лучше шпиона, несмотря на аристократический вид и презрительную мину! Этот бесстыжий англичанин был единственным человеком в мире, который посмел помериться силами с ним, Шовеленом, унизил его до положения ничтожества, окруженного всеобщим презрением, сделал посмешищем в глазах тех, над кем он хотел властвовать, и в этот момент, когда ему снова пришлось встретиться глазами с вызывающим взором англичанина, он чувствовал себя словно на дуэли, со шпагой в руках, и опасался того самого смятения, которое нападало на него в присутствии врага, парализуя его конечности и лишая мозг способности мыслить.

Он не мог понять, почему Тереза Кабаррюс его покинула. Пусть она женщина, но если считается его помощницей, ее присутствие дало бы ему моральную поддержку.

— Вы ищете мадам де Фонтене, дорогой месье? — весело спросил сэр Перси, словно разгадав его мысли. — Леди… о, леди… они добавляют очарования, я бы сказал, пикантности в самые скучные беседы. Увы, мадам де Фонтене сбежала при первых же звуках моего голоса! Теперь она нашла убежище в логове старой колдуньи, где вопрошает духов, как лучше выбраться отсюда, учитывая, что теперь дверь заперта. Чертовски неудобно, если дверь заперта, когда хорошенькая женщина жаждет оказаться по другую сторону. Что вы думаете об этом, месье Шамбертен?

— Думаю, сэр Перси, — ухитрился ответить Шовелен, призывая на помощь всю храбрость и сообразительность и сгорая при этом от унижения, думаю о другой красивой женщине, сидящей в комнате над нашими головами. Она тоже была бы очень рада оказаться по другую сторону запертой двери.

— Ваши мысли, — со смехом парировал сэр Перси, — всегда так оригинальны, мой дорогой месье Шамбертен! Как ни странно, мои направлены на одну цель, весьма логичную, как вы сами признаете: вытрясти дух из вашего тщедушного тела, раздавить, как крысу.

— Осторожнее, сэр Перси, осторожнее, — ответил Шовелен, прекрасно изображая спокойствие. — Пусть я, по-вашему, жалкая крыса, но даже если буду лежать бездыханным и изуродованным на этом каменном полу, леди Блейкни по-прежнему останется нашей пленницей.