Коварство, или Тайна дома с мезонином

– Нет, Митенька. Не знает жизнь такого понятия, как прозябание. Прозябает тот, кто о яркости жизни лишь мечтает завистливо. А кто принимает ее изо дня в день достойно, как самый большой подарок, тот не прозябает.

– Значит, ее смысл в достоинстве?

– Ну да, если хочешь. В достоинстве видеть-чувствовать каждый свой день, привязывать его к своей жизни, находить с ней общие точки соприкосновения… Ну подумай – ведь в самом деле сейчас февраль. И на улице вьюга. И сейчас придет Анютка, и мы будем пить чай. Это и есть ее величество Жизнь, Митенька! А завтра будет новый день. И снова будет жизнь. И ты в ней. И я. И Анютка. Надо просто научиться ее видеть, принимать, возвращать себя в нее постоянно через маленькие метки-зацепки. Научиться определяться в каждодневном ее пространстве, а не мчаться мимо в поисках ярких вспышек, будто ты слепой да глухой! Не надо искать в ней какой-то особенный смысл. Надо просто жить, и все. В этом и есть ее смысл…

– Хм… Интересно… Но ведь все кругом говорят, что надо все время стремиться куда-то, добиваться чего-то! И по телевизору вот тоже…

– Ну правильно! А представь на секунду, что все вдруг в одночасье возьмут и изо всех сил устремятся куда-то! Все наше Белоречье, например, снимется с места и устремится в какой-нибудь большой город в поисках ярких для себя жизненных вспышек? Нет, сынок. Жизнь – это не яростное устремление, это достойное течение. Течение в честности, в доброте, в умной потребности к самоограничению, в умении не искушаться попусту. В яростном устремлении она как раз меж пальцев и протекает быстро. А когда заимеешь то, к чему так яростно стремился, и понимаешь вдруг, что и не жил вовсе…

– Ладно, мам, я попробую. Как там, ты говоришь? Февраль, холодно, горячий чай? Хм… Ладно, пойду чайник поставлю… Сейчас Анютка придет…

После школы Митенька остался в Белоречье. Отслужил в армии, закончил институт строительный заочно. Женился на Маринке, построил свой дом на берегу реки. Основательный такой мужик из него вышел, крепко на ногах стоящий, рукастый да головастый. Но детская привычка к каждодневному своему в жизни определению осталась. Вот и сейчас, зайдя вслед за женой в дом и поймав на себе Тинин взгляд, он произнес, тихо ей улыбнувшись:

– Июль. Семья. Обед. Баня топится…

И Тина ему улыбнулась понимающе и кивнула в ответ: так, мол, сынок, все правильно. Зашедший вместе с ним Олег посмотрел на них очень удивленно, наклонился к Анюткиному уху, спросил шепотом:

– Чего это они, Аньк?

– Да так. Жизнь живут.

– Чего? Не понял…

– Ну, я тебе потом объясню, ладно? Попытаюсь, по крайней мере…

Тина, враз спохватившись, засуетилась быстро по хозяйству, собирая свою большую семью за стол. Перед сытным обедом мужики, как и полагается в больших дружных семьях, выпили по рюмке холодной водки, похрустели юным малосольным огурчиком, посмеялись над маленькой Сонечкой, скривившей выпившему отцу противную мордашку. И даже передернулась вся уморительно, будто на себе прочувствовала горечь ядреного взрослого напитка. Потом под этот же дружный смех еще и схватила цепкими пальчиками с тарелки огурец, быстро потащила его в рот. Июльское солнце, заглянувшее в большую столовую, тоже, казалось, улыбнулось им расслабленно, пройдясь ласковым теплым лучом по лицам – хорошо сидите, мол, люди…

Тине и впрямь было хорошо. Такие родные, такие любимые лица кругом. И пусть ее стол не ломится от дорогих пищевых изысков. Простая еда, приготовленная с любовью и для любимых, она всегда вкуснее и сытнее, чем самые отъявленно дорогие гурманские устрицы какие-нибудь или ананасы в шампанском. Олег Анютин, правда, несколько снисходительно на ее стол посматривает, ну да ничего, все равно ест с аппетитом. Все хорошо, только вот зря Митенька этот разговор вдруг завел…

– Мам, а ты правда поедешь туда, к нашим родственникам, да? Мне сейчас Анютка сказала…

– Поеду, Митенька. Но это не надолго, ты не беспокойся. А за домом Леня присмотрит.

– А зачем? Тебя ребята эти попросили, Анютка говорит…

– Ну да. Попросили.

– А какие они, наши брат и сестра? Расскажи!

– Не знаю, сынок. Я их и не разглядела толком. Как-то быстро все так произошло – опомниться не успела. Оля вроде на Мисюсь похожа, красивая очень. А Никита – тот на Антона…

Тина замолчала вдруг, опустила в свою тарелку голову. И за столом сразу повисла неловкая тишина, будто она невзначай коснулась запретной для всех темы. Было слышно, как звякают деликатно вилки о фарфор тарелок, как тихо вздохнула Анюта, кинув на Митю недовольный взгляд. На помощь тут же пришел Леня, прервал эту неловкую тишину, проговорив бодренько:

– А ну, мужики, давайте-ка по второй под горячее! Пока водка не согрелась!

Дружно чокнувшись, выпили. Однако разговор неожиданно продолжил молчавший до сих пор Олег, спросил очень заинтересованно:

– А кто, я не понял, приезжал-то? Родственники какие, что ли?

– Ну да. Родственники, – неохотно пояснил ему Митя.