Коварство любви

— Да, и наши владения находятся в отдаленной части страны. Поэтому мы с Дафной вынуждены были довольствоваться обществом друг друга. Мой отец считал, что никто из наших соседей не может сравниться с нами по родовитости, поэтому нам не разрешали дружить с их детьми — хотя не так уж и близко эти семьи жили, чтобы часто с ними видеться. Моя сестра на несколько лет меня старше… — Он подмигнул Калли. — Ей эти слова слышать не нужно. Я не годился ей в приятели. Дафне приходилось за мной присматривать. Когда мне исполнилось семь или восемь лет, ей гораздо интереснее были платья и прически, чем ловля жуков и прочих представителей дикой природы у нас в саду. Когда мне было одиннадцать, она дебютировала в Лондоне и вскоре вышла замуж.

— Кажется, вам много времени приходилось проводить в одиночестве.

Граф кивнул:

— Это верно. К счастью, я всегда был самодостаточным.

— А я нет, — отозвалась Калли. — В моем окружении тоже не было сверстников, поэтому большую часть времени я общалась со слугами: моей няней, поваром, горничными. Бабушка приходила от этого в ужас.

— И матушка, полагаю, тоже, — добавил Бромвель.

Каландра пожала плечами:

— Мама не очень… заботилась о моем воспитании.

Он удивленно воззрился на нее:

— Она вас не любила? — Помолчав немного, он добавил: — Прошу прощения, мне не следовало задавать подобных вопросов.

— Нет-нет, все в порядке. Я не имею ничего против разговора о ней. А вот с членами своей семьи я не могу о ней говорить. Сенклера это повергает в печаль. Как и в случае с отцом, он знал маму гораздо дольше, чем довелось знать мне. Он помнит, какой она была до смерти отца: приветливой и любящей, она часто заходила в детскую проведать нас. Я припоминаю наши с ней прогулки в саду. Она, бывало, показывала мне цветы и травы и учила меня, как они называются. Она обожала сад и летом частенько срезала цветы, а потом расставляла их в вазах, позволяя мне помочь ей в этом.

— Из вашего рассказа следует, что она была прекрасной матерью, — запротестовал Бромвель.

— Все верно. Я знаю, что она любила меня. Но после смерти моего отца она сильно переменилась. Она души в нем не чаяла, а после его кончины печаль по капле высосала из нее радость жизни, так, словно она тоже умерла, но тело ее осталось в мире живых. Она все еще любила меня, но не казалась больше… ни в чем заинтересованной. Она забросила сад, перестала срезать цветы и ставить их в вазы. И, хотя она по-прежнему много гуляла, очень редко брала меня — или кого бы то ни было — с собой. Она бродила по тропинкам в одиночестве, или сидела на скамье, уставившись в одну точку и ничего перед собой не замечая. — Калли повернулась к своему собеседнику: — Вы, должно быть, сочтете меня ужасной эгоисткой, жалующейся на недостаток внимания со стороны матери, когда она переживала столь ужасную трагедию.

— Нет, я вовсе не считаю вас эгоистичной, — заверил он. — Вы тоже переживали трагедию, потеряв отца — и, по сути, мать тоже.

— Да. — С удивлением и некоторой досадой девушка почувствовала, что на глаза навернулись слезы. Со смерти отца минуло много лет, и со смерти матери тоже, но за все это время она ни разу не оплакивала их. Сегодня же понимание, проявленное этим мужчиной, всколыхнуло в ней бурю эмоций: печали, благодарности и нежности, отчего ей захотелось плакать.

Она поспешно смахнула слезы и стала рассматривать открывающийся перед нею пейзаж, чтобы успокоиться.

— Вы меня понимаете.

— Очень хорошо понимаю. Моя мать скончалась вскоре после моего рождения, и самым близким человеком для меня стала няня. Когда я достаточно подрос, ее заменила гувернантка, но я все равно сбегал при каждой удобной возможности, чтобы повидаться с женщиной, вскормившей меня. Она приходилась сестрой одному из наших фермеров, вдовой, чей малыш умер вскоре после моей матери. В этом мы с ней идеально друг другу подходили. У ее брата был сын примерно моего возраста, Генри, и он стал мне единственным другом помимо Дафны. Поэтому — да, я вас понимаю.

— А сейчас вы с Генри видитесь?

— О да. — Бромвель усмехнулся. — Как это ни парадоксально, он по-прежнему остается моим единственным другом. Сейчас он служит у меня управляющим. Его старший брат работает на ферме, а Генри всегда был сообразительным малым. Я научил его читать и писать, когда мы еще были детьми, и частенько давал ему украдкой свои книги. Унаследовав титул, я нанял его к себе управляющим, потому что тот, что служил у моего отца, периодически обкрадывал его, а мой отец был слишком джентльменом, чтобы снизойти до проверки счетов. В результате обитатели имения возненавидели и управляющего, и моего отца. — Он помолчал. — Прошу прощения за то, что завел разговор на столь скучную тему. Не сомневаюсь, что вы проклянете день, когда согласились принять участие в этой поездке.