А с рождением Златы наступили совсем другие времена. Книги старорежимного доктора Спока предлагалось чуть ли не сжигать на Красной площади. Теперь детям следовало давать гораздо больше воли: кормить по требованию, носить привязанными к себе, как маленьких мартышек, избегать прививок и давать ребенку столько свободы, сколько он потребует. Естественно, Златина неаккуратность называлась теперь милой небрежностью, непунктуальность – женской пикантностью, а постоянно царивший в ее доме бардак гордо именовался творческим беспорядком. Надо ли говорить, что посещение квартиры сестры и вовсе не значилось в Ладином расписании. Обе предпочитали встречаться на нейтральной территории, где могли закрыть глаза на недостатки друг друга, которые каждая, естественно, считала своими достоинствами.
Именно поэтому невысказанное возмущение матери заставляло Ладу негодовать. Почему тот стиль жизни, который она так искусно, почти любовно создала, которого легко придерживается и которым даже гордится, вместо восхищения вызывает недовольство? У матери, которая лет десять назад на каждом углу трубила о том, сколько книжек прочитала Ладочка, какую очередную научную степень получила, в какие музеи ходит, на скольких языках говорит и какую должность занимает. Теперь на юбилеях и дружеских посиделках солировала Злата. Так же упоенно, как некогда старшей, мама хвасталась неуемной тягой младшей дочери к материнству, ее кулинарными способностями и, конечно же, внешностью.
– Сохранить такую фигуру с тремя детьми – просто подвиг.
Лада всегда кривилась. Подвиг – это у Александра Матросова или у Зины Портновой. А поплавать в бассейне, полежать на массажном столе или покататься на фитболе – это приятное времяпрепровождение. Интересно, с каких пор внешнее стало важнее внутреннего? Вот Ладе, например, совершенно все равно, как она выглядит. Кстати, когда смотрит в зеркало, понимает, что при желании из нее может получиться очень даже симпатичная женщина: выщипать брови, замазать черные точки на носу, сменить удобную оправу очков на модную, распустить и завить волосы, не забыв, конечно, закрасить седину, ну и, разумеется, чего уж душой кривить, надеть корректирующее белье. И перед вами – незнакомка лет на десять моложе и на пару размеров поуже.
Но Лада не хочет быть незнакомкой. Она желает оставаться самой собой. Да и времени на все эти преображения жалко. Любой поступок, с ее точки зрения, должен совершаться ради чего-то или ради кого-то. Ей меняться совершенно незачем. На работе ценят и уважают независимо от внешнего облика. Появись в нем легкомысленность – еще неизвестно, что из этого получится. Иди потом доказывай, что ты хороший судья, а не чья-то безмозглая протеже. Нет, Лада была решительно не согласна с пушкинским героем. С ее точки зрения, «быть дельным человеком и думать о красе ногтей» было совершенно невозможно. Она бы очень удивилась, если бы узнала, что практически на всех телевизионных каналах существуют передачи, в которых по-настоящему умных, образованных женщин переодевают в красоток, мозги которых, по мнению Лады, заточены исключительно на то, насколько удачно сумочка сочетается с туфлями. Она же выделять в расписании время на парикмахера и косметолога не имела ни малейшего желания. Женщина была довольна собой. А мнение окружающих мало интересовало, даже если это было мнение мамы.
Лада еще немного позлилась. Потом отправилась на кухню и щедро намазала маслом большой кусок мягкого белого хлеба. Любой психолог сказал бы, что она заедает стресс и жизненную неудовлетворенность. Она же была уверена, что восполняет калории, потерянные в неприятном телефонном разговоре. После прочитала пятьдесят страниц из истории французской революции и, почистив зубы ровно три минуты, легла спать. Перед тем как уснуть, поежилась. Было прохладно, но взять одеяло потеплее не могла. Уже наступил апрель. И с апреля по октябрь полагалось накрываться одеялом полегче. А еще позавчера чувствовала себя совершенно разбитой и позволила себе на ночь выпить чай с вареньем, от чего, конечно, вспотела. Постельное белье теперь было явно несвежим, но менять его необходимо в субботу. «В субботу», – сказала себе Лада и уснула, чрезвычайно довольная своей стойкостью и непоколебимостью.