Ковбой Мальборо, или Девушки 80-х

Странно, подумала она мимоходом, что ее не допускают в читальный зал или абонемент, к студентам и аспирантам. Только в хранилище. Есть в этом какой-то зловещий замысел. Может быть, они завидуют ее молодости и хотят, чтобы она заболела чахоткой, эти библиотечные ведьмы?

Впрочем, и среди библиотекарш были добрые сердобольные тетушки и симпатичные моложавые дамы, просто каждый вновь прибывший, наверное, должен пройти через это чистилище, через эти бесконечные сырые коридоры, кончавшиеся, как и положено в советских учреждениях, огромным серьезным бомбоубежищем. Из подвала книги поднимались на специальном лифте, со скрежетом и стуком, как в больнице или морге. А потом приходилось толкать тележку.

Так вот, десятого она получила свои деньги, мысленно отсчитала оттуда двадцать рублей на дорогу, десять на непредвиденные расходы, м-да, еще бы до зарплаты дожить, но главное не это, главное – само приключение, деревня Мотоль, о господи, как же она хотела уже увидеть эту волшебную деревню, где трудолюбивые белорусские крестьяне производят такие чудесные вещи, потом она кивнула Валентине Васильевне и пошла вслед за ней в отдел кадров, где в специальном сейфе хранились все общественные деньги из кассы взаимопомощи.

Кадровичка с очень сложной прической (и сильным запахом духов «Дзинтарс») оказалась дамой словоохотливой – пятьдесят рублей, а на что, а куда, а как? – и вдруг, услышав про дубленку, она немного посуровела и хмуро сказала:

– А ты уверена, что сможешь проработать у нас еще десять месяцев?

– Я все верну! – спокойно сказала Настя Гордон, взяла деньги из рук немного смущенной дамы со сложной прической, расписалась в амбарной книге, повернулась и гордо вышла, хотя коленки ее слегка дрожали.

Теперь, вместе с папиными деньгами и еще с остатками зарплаты, у нее было на руках больше трехсот рублей(!), таких денег она, честно говоря, вообще никогда в руках не держала.

И пока она с нетерпением ждала положенных семнадцати ноль-ноль, чтобы покинуть свою библиотеку, ей вдруг позвонила на работу мама и сказала:

– Настя! Бери два билета! Тетя Галя тоже хочет дубленку!

Ее охватил какой-то невероятный раж, она ринулась на Комсомольскую площадь, в кассы предварительной продажи – покупать билеты в Брест, туда и обратно.

Но между двумя этими событиями – походом в кассу взаимопомощи и поездкой за билетами – Настя еще успела позвонить мне.

– Привет, – сказала она и замолчала.

Я почему-то сразу понял, что звонит она не просто так и не чтобы позвать на творческий вечер Юрия Кузнецова или Петра Вегина (были тогда такие известные поэты).

– Что-то случилось? – осторожно спросил я.

– Да… – наконец выдохнула она. – Ты можешь занять мне немного денег? Рублей сорок…

Я понял, что вопрос серьезный, и в течение дня собрал необходимую сумму.

Мы встретились в метро.

– Все нормально у тебя? – спросил я. – Зачем такая спешка?

Она рассказала, и я чуть не расхохотался. (Но, к счастью, сумел сохранить серьезное выражение.)

Сама затея показалась мне необычайно авантюрной.

Настя смотрела на меня недовольно, и я в очередной раз ею залюбовался.

2

Потом Гордон ехала в метро с пылающими щеками и взором, устремленным в свое недалекое будущее. Вот она – на двенадцатое ноября – возьмет два билета в плацкартный вагон. Вот она – тринадцатого ноября – приедет в деревню Мотоль. Вот она – предположим, пятнадцатого ноября (придется взять отгул на работе) – вернется из этой Мотоли. И у нее уже будет дубленка!

Неужели все это правда?

На Комсомольской площади было невероятно неуютно в это время года, как, впрочем, и в любое другое. Здесь ходили толпы внутренне неустроенных людей, которым вскоре надлежало уезжать, отправляться, передвигаться, сниматься, ехать, трястись, стремиться – в надежде, что там, куда они едут, все будет с ними хорошо или хотя бы неплохо и что там им придется жить в гостинице или снимать угол, но хотя бы с минимальными удобствами, – словом, это были люди невероятно встревоженные, даже опечаленные, и Насте Гордон вместе с тетей Галей вскоре предстояло присоединиться к этой тревожной и печальной армии. Но ее, честно говоря, это совершенно не взволновало. Ура! Мы едем!

В день отъезда рано утром пошел снег, и это показалось ей добрым предзнаменованием.

Встретились с тетей Галей прямо у вагона. Вошли, поднявшись с чемоданами по высоким ступенькам. Настя медленно сняла свое старое синее пальто, аккуратно его сложила и сунула на верхнюю полку под подушку. В пальто были деньги. Сколько денег везла тетя Галя, она, если честно, даже не знала, да и не хотела знать, чтобы не пугаться еще больше.

Рядом с ними ехали до Бреста моряк-подводник и его миловидная жена, что тоже показалось хорошим предзнаменованием.

Настя забралась на верхнюю полку, придавила головой свои четыреста рублей, посмотрела в окно, на проплывающие мимо платформы, станции, разнообразные строения, и сладко заснула…

Вдруг она проснулась от страшных мыслей о том, что у нее украли деньги. Но нет, их не украли.