Нос хрустнул заранее, но удара не последовало. Сердце билось уже не в груди, а на уровне горла. Взять бы да прыгнуть ему на шею, повалить, разбить непроницаемый шлем. Вместо этого я отупела от страха, говорю что-то несвязное, искренне надеясь, что выходит смело.
Стиратель подвёл меня к стене.
– Назови своё имя громко и чётко. Давай.
– Яра Мёрфи.
Стена ожила. Выдвинулась узкая койка, обтянутая серой тканью.
– Как похожа на мою…
– Вот и чувствуй себя как дома.
Из-под дохлой подушки торчал планшет, я достала его, покрутила. Никогда прежде у меня не было собственного планшета. Постучала по экрану, никаких признаков жизни. Сопровождающие покидали зал, обувь чиркала по гладкому полу, они не смотрели на девочек, подбиравшихся ко мне. Тот, кто соизволил пообщаться, пнул Магду, с трудом поднявшуюся с пола, она снова упала, беззвучно, не сводя взгляда с отражения в шлеме. В тот момент я обожала её, в тот момент её чуть косящие глаза полнились ненавистью, неподдельной, чистой.
Я подбежала к ней, помогла подняться. Магда всхлипывала без слёз, уткнувшись мне в шею. Когда-то у Магды были густые каштановые волосы, мать заплетала их в две тугие косы от самого лба, чтобы не лохматились. Магда любила бегать, влезала в самые далёкие и грязные углы района. Пара коротких клочков прежней шевелюры сохранилась на лысой голове, они щекотали мне пальцы. Я гладила Магду и просила успокоиться, при этом меня саму колотило, эмоции, смазанные, неловкие, мешали дышать. «Мы справимся, я обещаю тебе. Мы вернёмся домой, вот увидишь». В отличие от Магды, я умела врать, в эту ложь хотелось верить, она придавала сил.
– Здесь всё по расписанию, – девочки наконец подползли к нам. – Он скоро включится, – планшет остался на подушке, – появится номер твоей группы, режим питания, диета.
– Диета? – переспросила я. – Даже так?
– Нужно следить за питанием, ни в коем случае не обменивайся едой с другими. Они узнают.
– И что будет?
– Будут кормить тебя внутривенно или всунут в рот специальную трубку.
– Ещё нельзя опаздывать на занятия. И спать днём.
– Ещё душ, обязательно мойся утром и вечером.
Они говорили одновременно, очень тихо. Фраза про душ прозвучала громче всего.
– Не было времени, – сказала я, потерев щёки, на них остались кровавые разводы. – А где душ вообще?
– На нашем этаже есть душ, туда тоже по расписанию. Нам определили два времени утром – в 4:30 до начала занятий или в 8:45 после завтрака. На водные процедуры отводят ровно десять минут.
– Но есть ещё добавочные пятнадцать перед сном для каждой.
– Прекрасно. А сейчас сколько времени?
Девочки разом пожали плечами.
– Сегодня мы ещё не мылись, после дезинфекции чистые. Удивительно, почему ты вся, – говорившая махнула рукой, обхватила всю меня, – такая.
– Вонючая? Меня вроде как забраковали, притащили с какой-то помойки.
Магда оторвалась от меня, вцепилась в лицо, прижала лоб ко лбу, она что-то понимала и тревожилась. Девочки переглядывались.
– Этого не может быть, – сказала одна. – Если тебя отправили на переработку, то сюда бы не привели, ты что-то путаешь.
– А ты всё знаешь?
– Нет, откуда. Просто в правилах чётко прописано: любая ошибка приводит к ликвидации. Ты говоришь, что тебя забраковали, значит, ты ошибка.
– Я вообще сплошная ошибка… – улыбнулась я, и неожиданно они все заулыбались. Магда заржала, громко шмыгая носом. – И вот ещё одна крупная их ошибка, – я кивнула на Магду.
Стиратели не ворвались обратно, принуждая нас молчать. Значит, можно было посмеяться, спрятать слёзы и страх за общим смехом и сделать вид, что мы все принимаем судьбу.
Планшеты ожили одновременно, девочки разбрелись к своим стенам. Перекличка имён. Выдвинулись кровати.
– Сегодня вам положен отдых, – голос из скрытой системы оповещения облетел нас, мягкий, вкрадчивый, – внимательно изучите распорядок дня и правила поведения. Напоминаем, любая ошибка приводит к ликвидации, – сказала, как погладила. – Сегодня вы питаетесь в спальном отсеке. С завтрашнего дня начинается обучение. Вливайтесь в жизнь детей Ковчега. Двигайтесь в правильном направлении, и вам откроются новые возможности.
Где-то я это слышала: «новые возможности». Ими всегда заманивают в ловушки. Взрослые кидаются на перспективы, роются в них и пытаются не разочароваться. «Дети – это инвестиция в будущее», – повторяла мама. «Построй будущее сегодня», – читала я на грубых выцветших листках бумаги, сложенных в нашем туалете. Том объяснял, что когда-то у них было другое предназначение – вдохновлять людей к действиям. «Дети – высшая ценность государства. Здоровье детей – приоритетное направление». «Будь уникальным. Будь красивым. Будь будущим». «Измени себя сегодня». Я комкала эти бумажки, не обращая внимания на призывы. Когда-то они влияли на людей, Том редко бывал не прав, сейчас их находили среди развалин, собирали, резали на квадратики и употребляли на пользу организму. Новые возможности хороши только когда они приносят пользу. На Ковчеге они полезны, но только не нам. Для нас весь секрет в подчинении. Вот и правила кричат об этом каждой буквой:
1. «Любая ошибка приводит к ликвидации».