Ковчег

Я отступил на шаг, лихорадочно вспоминая основы рукопашного боя. Вспоминал и понимал, насколько это бесполезно. Мне ли, мастеру спорта, не знать, как смешны потуги любителей в споре с профессионалами. Михалыч был профессионалом. Впрочем, он не спешил. Замер у балконной двери, сунул руку за спину и вытащил нож. Мой кухонный нож.

— Застрелить хотел, да? — ухмыляясь, проговорил он. — Сейчас я тебя буду резать.

Он перехватил нож обратным хватом.

— Зарежу и уплыву на лодке. Я же только ждал, когда вы с того плота уйдете. А вы лучше. Вы лодку привезли. С лодкой я тут королем буду. Только зарежу.

Он сделал ложный выпад. Я инстинктивно отпрянул, задел кресло и потерял равновесие. Михалыч метнулся вперед, сбил меня с ног, повалил на пол. Кресло отчасти помешало и ему, что спасло мне жизнь.

Я перехватил руку с ножом, удержав острие у самого горла. Михалыч навалился всем весом, кончик лезвия неприятно уколол кожу. Безмолвная борьба длилась вряд ли дольше минуты, но для меня растянулась на вечность. Крановщик давил, я удерживал пляшущее лезвие в сантиметре от горла.

Закончилось все внезапно. Ни я, ни Михалыч не обратили внимания на раздавшийся сбоку шум. Вероятно, крановщик его не услышал, я же при всем желании просто не мог повернуть голову.

Сан Саныч возник за спиной крановщика и обрушил на затылок разводной ключ. Михалыч обмяк и кулем свалился на пол. Судорожным движением я вырвал нож, вскочил и прижался к стене. Крановщик лежал без движения.

— Жив, паскуда, — со злостью пнув Михалыча, невнятно выговорил Сан Саныч.

Тот рефлекторно дернулся: гаечный ключ отправил крановщика в глубокий нокаут.

— Ты как? — Я поймал себя на том, что не могу унять дрожь в руках.

— Сука, крепкий. — Сан Саныч осторожно ощупал челюсть. — Боксер, что ли. Как сам?

— Нормально.

Я коснулся шеи. Пальцы окрасились красным, но крови было немного — царапина.

Сан Саныч кивнул на скрючившегося крановщика:

— Что делать будем?

— Свяжем, пока не очухался.

Сан Саныч хмыкнул и присел на краешек кресла, предоставив мне идти за веревкой. Как он ни хорохорился, было видно, что удар в челюсть не прошел бесследно. Удивительно, как охранник вообще смог подняться и вмешаться в драку.

Принеся моток веревки, я неумело заломил и начал вязать Михалычу руки. За этим занятием нас и застал Игорь, ввалившийся в дверь с рюкзаком за спиной и парой ружей в руках. Через несколько минут подошел отец Владимир.

— …и теперь не ясно, что с этим счастьем делать, — закончил я короткую историю побоища. — Оставить здесь — соседям подарочек. Хитрая тварь. Ведь выдумает что-нибудь, дверь упросит открыть, а потом и прирежет, и ограбит. Но не топить же его.

— А что, самая унизительная казнь. Или на кране повесить в назидание. — Игорь посмотрел на меня с совершенно серьезным выражением лица, но не удержался и улыбнулся. — Шучу я, шучу.

— Мы его одного оставим, — вмешался отец Владимир. — Свяжем покрепче, погрузим в лодку и оставим где-нибудь на островке. Судить мы не вправе, кем бы он ни был, но и оставлять здесь нельзя. Раз привезли, мы за него в ответе.

— Не по-христиански как-то, — съехидничал Игорь. — К свету обратить не хотите?

Отец Владимир ничего не ответил, а Сан Саныч отвесил парню легкий подзатыльник.

— Ноги тоже свяжи, — посоветовал он. — И будем грузить.

* * *

Михалыч пришел в себя уже после отплытия. Заворочался, попытался сесть, но сумел лишь перевернуться на другой бок. В следующую секунду он согнулся пополам и выблевал обед на настил плота.

Игорь демонстративно взял в руки ружье.

— Будешь дергаться — стреляю, — предупредил он.

Михалыч зашелся в кашле, перевел злобный взгляд с парня на меня. Потом разом обмяк, завалился на спину и уставился в небо. Должно быть, понял: раз не убили сразу, его жизни ничто не угрожает. Я с трудом подавил желание перебраться на плот и столкнуть мерзавца в воду. В возможное раскаяние я не верил, такой не раскается и на кресте. А так хоть мир станет чище.

Мы уже выгребли на Чернореченскую, когда Игорь тронул меня за плечо.

— Эта подойдет, — он указал на длинную крышу одноэтажного здания, совмещавшего банк и поликлинику.

За ночь вода и впрямь спала. Не сильно, но здание, вчера затопленное полностью, теперь чуть-чуть выглядывало из воды. Мелькнула мысль: «Не спешим ли мы с отплытием?», но я тут же сообразил, что пройдет несколько дней, прежде чем по дну можно будет ходить. Да и далеко ли уйдешь по грудь в воде?

Причалив к крыше, мы без особых церемоний выкинули Михалыча «на берег». Отец Владимир следил за нами с заметным напряжением, но вслух ничего не сказал. Правда, мне показалось, что именно его присутствие удержало Сан Саныча от пары хороших зуботычин пленнику. Напоследок охранник ткнул Михалыча мордой в мокрый рубероид и разрезал стягивающую руки веревку. Едва мы отплыли, крановщик принялся терзать веревку на ногах, однако высвободиться на наших глазах так и не успел.