Ковчег

— Что за оружие? — Вербовски присел рядом с телом Аркадия Юрьевича.

— Пистолеты, обрезы, у одного карабин. Снаружи — не знаю. Стреляли одиночными…

— …но вооружены были все, — закончил Вербовски. — У них был пропуск, они знали пароль, который мы меняем каждую неделю, они знали, где какой кабинет, и пришли чистыми. Но при этом на месте действовали, как идиоты. Потеряли людей, ничего не добились. Это не профессионалы. А вот тот, кто их готовил, — спец. Вероятно, он был снаружи. Наблюдал за операцией.

— И почему сам не пошел? — скептически спросил Игорь. — Какой смысл тратить столько сил на планирование и доверять исполнение идиотам, которые завалят все дело?

Я усмехнулся.

— Не все такие герои, как ты.

— Точно, — осклабился Вербовски. — Но шанс у них был. Если бы Аркадий не задержался допоздна. Если бы они не столкнулись в дверях. Если бы он не оказался таким въедливым и поверил пропуску и паролю. Если бы исполнители не оказались нервными. Если бы Виталий с парнями не застал их врасплох или отвлекся на пожар… Очень много «если». И любое из них играло на руку бандитам. В каком-то смысле нам повезло.

Повезло… Я посмотрел на тела, повернулся к Вербовски.

— Объясните мне другое. К чему вообще это нападение? Ладно, я могу предположить, откуда у них нашивки и карта. Могу представить, откуда пароль. Да и про планировку здания знали многие. Но что им понадобилась? Что за секретные документы у Аркадия Юрьевича? Мы тут бывали чуть ли не каждую неделю. На этом складе ничего серьезного нет, одно барахло. Вся бухгалтерия, весь приход-расход касается распределения этого же самого барахла. Тут нечего похищать, и бухгалтерия — куда отправлены десять курток и двадцать пар сапог — большой ценности не представляет. Тогда зачем все это? Планировать, нападать, терять людей. В чем смысл?

— Хороший вопрос, — кивнул Эдик и вопросительно посмотрел на дядю Витю.

— Хрен знает, — простодушно ответил тот. — Колька прав, тупо вышло. Чужих положили, своих положили.

— Контакты, — сказал Сан Саныч. — Аркадий знал всех наших функционеров верхнего и среднего звена.

— Я тоже знаю многих, — скептически заметил Игорь. — Да и не только я.

— Многих, но не всех. В бухгалтерии Аркадия есть конкретика: кто чем заведует, чьи разрешения требуются, чьи визы стоят. Подписи, наконец. Если планируются не просто бандитские налеты, а нечто большее, — это ценная информация.

— Чтобы такое использовать, нужна серьезная организация, — заметил Вербовски. — С ресурсами и, главное, целями. Нужна структура, нужен командир.

— Ага, Маршал, — невесело улыбнулся я.

* * *

Толпа кипела. Если бы не двойная цепь солдат, она бы снесла заграждения и трибуну. Что делать дальше, толпа не знала. Она пробовала выжить самостоятельно, не преуспела и стала частью коммуны. Она требовала от других помощи, и она ее получила. В обмен на еду, кров и безопасность толпа согласилась вести себя тихо и кое-как выполнять нехитрые общественные обязанности.

Сегодня перемирие закончилось. Впервые со дня основания коммуны администрация заявила о сокращении пайков.

Сокращение — совсем небольшое — стало последней каплей, катализатором, воспламенившим прежние обиды. «Почему Васе, а не мне выдали двухкомнатную квартиру в центре?», «Почему щегла Петю, а не меня кормят по категории Б?», «Почему рабочая смена Юли длится шесть часов, а моя девять?» И плевать, что Вася переехал в центр с Металлурга, а его новая квартира в двух минутах ходьбы от мастерской, где Вася вкалывает с утра до вечера. Плевать, что Петя дважды ранен во время ночного патрулирования. Плевать, что Юля после шестичасовой смены еще четверть суток часов работает воспитательницей в детском саду. Главное: почему кто-то имеет право жить лучше, чем они — некогда успешные офисные сотрудники, работники умственного труда, владельцы папиных БМВ и подаренных на совершеннолетие квартир.

Анабиоз перевернул привычный мир с ног на голову, но понимание жизни у граждан осталось прежним. Только раньше борьба шла за ежеквартальные премии и теплые бюджетные места, а теперь — за лишние граммы уцелевшей тушенки и десяток заплесневелых сухариков.

Толпа не желала слушать о сложности положения, о необходимости экономить продукты в преддверии зимы, об увеличении численности коммуны, вынудившей сократить размер пайка. Ее не интересовали успехи: с горем пополам реанимированные заводские цеха и запущенные станки, поставленные на колеса грузовики и первый запуск котельной с обещанием обогреть зимой до двух десятков домов. Единственное, что сдерживало толпу, — три десятка солдат в бронежилетах и с автоматами. А еще тупое рыло БТР, как бы невзначай развернувшееся пулеметом в сторону митингующих.

Неизвестно, чем бы все закончилось — люди в таком состоянии пострашнее обдолбанной гопоты, — но к концу выступления зарядил дождь. Холодный октябрьский дождь, крупный, косой от бьющего порывами ветра.