— Люди рассчитывали, что за время долгих перелетов между звездами они будут экспериментировать с генофондом отобранных рас в условиях, естественных для их планет. Для этого на средних уровнях Ковчега была смонтирована уникальная аппаратура, которая могла симулировать и поддерживать условия жизни различных экзобиологических зон. Затем, по достижении планет, их намеревались колонизировать, заселить представителями новых, искусственно взращенных разумных рас, находящихся на самой примитивной, первобытной стадии своего развития, чтобы дальше они эволюционировали уже совершенно самостоятельно. Таким образом в космосе должно было возникнуть множество очагов будущих цивилизаций…
Это похоже на семена, которые я бросал в сухую землю на полях Плодородной Равнины…
Это действительно явилось откровением. Потрясающее понимание сути вещей, истинного значения изломанного хаосом Мира навалилось на Рогмана, будто упавшая на грудь каменная плита…
Ощущение оказалось намного глобальнее, острее, чем то, когда он увидел космос. С существованием бесконечности, которая расплескалась вокруг Ковчега, его разум уже готов был смириться — понимание этой бездны придет к нему потом, а пока исколотый искрами мрак занял свое место где-то на задворках сознания, на полочке с абстракциями…
А вот Мир Ковчега оставался реален до полнейшего помешательства.
Кому, как не блайтеру, было знать, что представляет собой Сумеречная Зона. От былого остался лишь прах… То, над чем трудились многие поколения его предков, теперь было расплавлено, перемешано, а главное — лишилось своего предназначения и смысла.
Ковчег уже не являлся искусственным Миром, запущенным в путешествие от звезды к звезде. Он был агонизирующей грудой хлама, в недрах которой чудом теплилась жизнь.
Семенам суждено засохнуть, всходам — увянуть, как пучку рассады, забытому нерадивым клонгом в корзине на краю поля… Их корням уже никогда не коснуться плодородной земли, росткам не взойти к свету, их окончательная смерть — это лишь вопрос безжалостного, неумолимого времени…
— Кимпс… Неужели ничего нельзя сделать?.. — тихо спросил он, отлично понимая, что она слышит все его мысли.
— Нет, Рогман. Я бессильна. Ковчег разрушен, и этот процесс уже перешагнул критическую черту. В глубинах Сумеречной Зоны, на самых нижних палубах, некоторое время назад произошла разгерметизация основного корпуса. Этому Миру отпущено совсем немного, Рогман, даже меньше, чем ты думаешь. Отсюда утекает воздух, а вместо него на самых нижних ярусах уже воцаряются вакуум и космический холод.
— Выхода не существует в принципе?
— Принципиальный выход есть всегда, — ровно ответила Кимпс. — Но нет возможностей к его осуществлению, — тут же оговорилась она. — Главная компьютерная система корабля, которую принято обозначать термином «Кибермозг», мертва.
— Безвозвратно? Ее нельзя попытаться оживить?!
— Я могу подать питание, не опасаясь пробуждения оставшихся после катастрофы боевых программ, но Кибермозг не заработает вновь, — ответила Кимпс. — Я уже пыталась это сделать… — призналась она.
— И что? Что в результате?
— Я установила, что поврежден сам Центральный Процессор Ковчега. Он не работает.
— Что такое процессор? — потребовал объяснения Рогман.
— Это устройство логической обработки информации. Мозг, если объяснять упрощенно. Центр, куда стекаются информационные потоки, место, где они обрабатываются и на их основе принимается решение.
— Он управлял Ковчегом? — переспросил Рогман, еще не понимая, что тревожит его, заставляя задавать эти вопросы. Многое, очень многое оставалось неясным, загадочным, и он ощущал себя слепцом, который на ощупь пытается поймать шныряющее под ногами юркое животное.
Если повезет, то я его поймаю…
— Он не управлял Ковчегом, — ответила Кимпс. — Он существенно упрощал процесс управления.
Рогман задумался.
Он не представлял себе, что значит управляла. Просто высказывать свои желания? Нет, скорее всего, что нет и тысячу раз нет, иначе одна его мысль могла бы видоизменить Мир.
Он попытался представить себе Ковчег, каким тот был когда-то давно, до роковой катастрофы, что произошла на самых нижних уровнях Мироздания.
После некоторых усилий, явно подкрепленных молчаливой помощью Кимпс, ему удалось создать некоторое весьма смутное и условное представление о том, как отправлялись основные функции исполинского рукотворного Мира…
Ковчегом управляли тысячи различных машин. Термин «машина» он понял достаточно ясно. По своей сути сам Ковчег когда-то представлял собой единый, целостный механизм. Перед мысленным взором Рогмана плавала навязчивая и весьма утрированная картинка: огромный прозрачный шар, внутри которого вертится множество шестеренок…
— Рогман… — раздался голос Кимпс. — Ты уже убил себя однажды. Не делай этого снова… прошу!
— В чем дело? — вяло отозвался он, с трудом заставив собственное сознание подниматься вверх, тянуться к ее голосу, выплывая из черной пучины информационного водоворота.
— Ты сойдешь с ума… Твоя личность разрушится. Ты не можешь объять необъятное, Рогман…