Ковчег 47 Либра

Бригада отлично справилась с задачей — с тех пор «Дарвин» работает уже 15 лет, лучше, чем раньше. И чистых четыре года из этих 15 он наблюдал 47 Либра. Мой пик вырос и стал неубиенным, иными словами, статистически значимым. Он говорит о том, что мы точно что-то видим на поверхности вращающейся планеты. Но что? Я построил среднесуточную кривую яркости. Но на ней ничего не было видно! Это уже казалось мистикой! И тут я случайно увидел снимок Земли из космоса. И на нем — солнечный блик в океане. И в этом блике — едва ли не четверть яркости всего изображения Земли! И как я раньше не догадался?! Я бегом добрался до компьютера и за 10 минут поменял точку отсчета фазы вращения. Эта задача и тебе по силам — определить, где на планете должен находиться блик, и отсчитывать поворот планеты от этой точки, которая меняется со временем года. И через полчаса у меня была выразительная кривая с «корытом» в одну треть суток и плато в две трети. Это значит, что две трети окружности планеты покрывает океан, а одну треть — материк. Океан и материк на планете за 60 световых лет, представляешь?! Но это очень приблизительно — картина должна зависеть от широты — ведь блик в разное время года появляется на разной широте. Мы знали параметры орбиты, но не знали наклона оси вращения планеты. И лишь накопив данные за пять лет — два года до экспедиции и три после, мы сумели восстановить и наклон оси, и примерную географию планеты от 20 градусов южной широты до 50 градусов северной. В северном полушарии там один гигантский материк, покрывающий до половины окружности планеты. Он сужается к югу, а в южном полушарии появляется еще один материк поменьше. Но, возможно, дальше к югу он становится шире — туда мы не можем заглянуть. Этот блик звезды нарисовал нам примерную географию планеты, как луч древнего телевизора. Или, точнее, как луч сканера. Вращение планеты — как горизонтальная развертка, сезонное движение блика по широте — как вертикальная.

— Потрясающе! И это все мне предстоит сделать?!

— Предстоит, предстоит…

— А твоим именем что-нибудь назвали? — с робкой надеждой спросил Марк-младший.

— Был один анекдотический случай, слава богу, не состоявшийся. На недавнем юбилее один крупный чиновник от науки предложил назвать 47 Librae b Сели́ной. У меня волосы встали дыбом — такой пошлости я никак не ожидал, готов был провалится от стыда. А народ поддержал, зааплодировал. Потом с грехом пополам отбился, вроде история с переименованием затихла.

— А почему это пошлость? Ведь звучит красиво — как Селена.

— Да, хоть ты и читал хорошие книжки, но со вкусом у тебя, помню, была серьезная проблема. Боже, какую музыку ты слушал! Попса убогая! Ну да ладно, это скоро пройдет. Давай лучше о другом.

— А как с Марсом? Ведь туда скоро должны полететь!

— С Марсом, как ни странно, все в порядке. С ним куда лучше, чем с Землей. Там уже больше тысячи человек, часть которых там и родилась. И они оттуда никуда не собираются улетать. Предрекали: жизнь на Марсе страшней срока в любой земной тюрьме. Но дело в том, что осмысленная созидательная жизнь в тюрьме лучше пустого времяпровождения в самом распрекрасном раю. Они создают новый мир и, между прочим, быстро расширяют стены своей «тюрьмы». У них там уже атомная электростанция, работающая на марсианском уране, мощная землеройная техника, огромные залы под крышей десятиметровой толщины — крыша держится давлением снизу от накачанного воздуха.

В хорошее время ты вырос — на взлете. Прожив следующие 60 лет, прекрасно это понимаешь. Сейчас бы провернуть марсианскую эпопею не было ни малейших шансов. Но дело сделано — и марсиане от нас почти не зависят — остаются лишь редкие рейсы с переселенцами и инструментами. Честно говоря, я им завидую.

Марк-старший еще поговорил с Марком-младшим о всякой всячине, которая лежит вне русла нашего повествования. Наконец, прошлое не то чтобы растворилось, а просто уснуло в памяти Марка Селина. Но далеко не бесследно.

— Надо же, — подумал Марк, — всего-то исполнил свой юношеский зарок, а как хорошо! Столько вспомнил! Как будто жизнь стала длиннее. Даже не длиннее… Как бы это поточнее… — Марк сосредоточился, глядя на поверхность реки, где все так же отражались горы над облаками. — Вот: шире и глубже! Всего-то напрягся, приехал, ощутил, вспомнил — и жизнь стала чуть шире и глубже. Жаль, что идет к концу…

Спустившись по реке к машине, Марк попытался взвалить лодку на плечо и тут обнаружил, что подгорели плечи и спина.

— Какого черта? Ведь тогда совсем не обгорал! И вроде на солнце в этом году уже достаточно покрутился… А ведь всякие защитные кремы существуют. Интересно, что в них кладут? По идее, чем тяжелей элемент, тем лучше он поглощает ультрафиолет. Свинец? Скорее всего, вредно. Вольфрам — жалко тратить на такую ерунду. О! Можно, наверное, взять соль, цезий-йод — сцинтиллятор, используемый в детекторах гамма-квантов…

Впрочем, это были лишь праздные рассуждения, призванные скрасить не слишком приятный подъем с лодкой, которую не водрузить на плечо.