— Не богохульствуй, — предупреждает Ной. — Это и твой Бог.
— Просто спросил.
— Давай просмолим прямо сейчас, — волнуясь, предлагает Сим. — Тогда и дело с концом.
— Сначала внутри должна просохнуть смола, — вздыхает Хам.
Воцаряется молчание.
— А мы пока подумаем, как расставить груз.
— Расставить? — переспрашивает Сим. Он быстро переводит взгляд на Ноя, который по-стариковски облизывает губу, стараясь осмыслить слова Хама.
— Да, Господи Боже! — восклицает Хам и устремляется к дому. За ним бежит Яфет, который, похоже, только рад бросить работу. Сим с виноватым видом пожимает плечами и говорит Ною:
— Отец, наверное, он прав. Как-никак ты его сделал начальником.
Собрав остатки достоинства, Ной кивает:
— Конечно. Он прав, нам надо поговорить про это… ну…
— Груз?
Ной утвердительно ворчит. Честно говоря, всерьез он о грузе не думал, но никогда этого не признает.
Через четыре дня все небо уже затянуто тучами.
Ной собирает домочадцев на разговор.
— Я долго думал о том, как разместить животных на корабле. Предлагаю следовать естественному порядку, установленному Богом. Люди созданы по образу и подобию Божьему, и, значит, мы займем верхнюю палубу вместе с обезьянами и прочими двуногими тварями. Под нами, на средней палубе, будут животные с четырьмя ногами. Черви и змеи, насекомые и прочие многоногие и безногие гады будут жить в самом низу.
— Ладно, решено, — пожимает плечами Яфет.
Сим хмурится, но поднимает голос Хам:
— Это нелепо. Взять, к примеру, этих здоровенных чудищ. Как их там? Слоны? Гиппопотамы? На средней палубе их селить нельзя. У нас корабль неустойчивый, а если еще их посадить на средней палубе — будет куда как хуже.
— Ясно, — моргает Ной.
Повисает неловкое молчание, точно все ждут, что решение придет само. Сим пихает уставившуюся в пол жену:
— А ты как думаешь, Бера? Это ты их привезла. Как бы ты их расселила?
Она растерянно моргает, словно ее оторвали от глубоких размышлений:
— Чего? Ну, думаю, по цвету. Коричневые и серые внизу, желтые и оранжевые посередине, черные и белые сверху. Красные спереди, а синие сзади. Есть у нас кто-нибудь синий?
Все пытаются вспомнить, есть ли среди животных кто-то синий, но это никому не удается.
— Или, — продолжает Бера, — если хотите, можно расселить их по цвету, как я уже сказала, но в обратном порядке.
Ной смотрит на нее с открытым ртом, будто ему кажется, что она помешалась.
— А как же птицы? Прикажешь их селить вместе с дикими оранжевыми кошками и оранжевыми змеями?
— И оранжевыми обезьянами, па, — хохочет Яфет, — и оранжевыми бабочками.
— Вы спросили, — пожимает плечами Бера, — я ответила.
— Как всегда, сестрица, предложение интересное, — доносится из-за окна мелодичный голос, — только вряд ли осуществимое.
Наступает хаос, но не бесплотный и пустой, а наполненный движением. Хам на пороге, Илия в его объятиях. Яфет смеется, Мирн что-то весело щебечет, жена Ноя кидается за хлебом и мясом. Непонятно как забредшая в дом овца путается у всех под ногами и блеет.
— Отче, выходи на улицу, — громко зовет Хам; его голос, подобно удару молота, перекрывает общее веселье. — Наша задача усложнилась.
МИРН
Илия привезла много животных, и они мне не нравятся. Большие, мохнатые, злобные и неинтересные. Лисы и волки, большерогие олени и медведи. Медведи самые разные: черные, бурые, желто-белые, и все постоянно в дурном расположении. Ну и ну.
Люди, что пришли с Илией, совсем как животные. Страшные, дикие и жестокие. Правда, они останутся ненадолго, что меня очень радует. На следующее утро Илия отпускает их,
Животные, как пленники, стоят одно за другим, связанные между собой веревками. На медведях и волках ошейники из рыжего металла, шкура местами побита, и можно увидеть их кожу — розовую и кровоточащую. Когда я это вижу, мне становится их жалко. Мы отводим зверей в тень, и папа снова устраивает собрание, чтобы обсудить, как разместить их в лодке. Слушать эти разговоры так скучно, аж плакать хочется. Папа опять предлагает разместить зверей исходя из их близости к Богу, что ставит в тупик всех, а не только меня одну. Бера предлагает распределить животных по цвету. Это просто глупость. Иногда Бера говорит такое, что мне становится интересно, о чем она так много думает.