Читаем Ковчег для незваных полностью

Иркутск встретил их сонной тишиной и уличной безмятежностью. Жара загнала всякую жизнь в спасительную прохладу навесов, контор, подслеповатых пятистенников. Деревянный, более, чем наполовину, город струился вверх знойным, чадного цвета маревом. Асфальт в центре города плавился под ногами.

Мозговой неутомимо таскал Федора за собою по городским учреждениям, выталкивал его впереди себя, гудел сзади:

- Войдите в положение, товарищи, эшелоны спешат на трудовой фронт, правительственное задание первоочередной важности: освоение земель, освобожденных от японских захватчиков. Каждый день на вес золота, стоять нет никакой возможности, прошу вашего командного содействия...

Их долго пересылали от одного к другому, затем к третьему, откуда они шли еще дальше, где им тоже отказывали, пока, наконец, некий разомлевший от жары обкомовский весельчак в бурятской тюбетейке не надоумил их:

- Даю координаты, только, чур, не выдавать. Прием?

Мозговой сделал понятливую стойку:

- Вас понял.

- Сегодня в городе ваше руководство, начальник главка Золотарев, сыпьте к нему, как-никак у него прямой провод с самим, понятно? Прием?

- Где? - громким шепотом выдохнул Мозговой.

- Может, тебе его еще на дом доставить? - лениво хохотнул тот. - Всё, отключаю связь...

Наступало время обеда, и они завернули в ближайшую чайную, где за парой пива Мозговой изложил Федору план дальнейших действий:

- Этого надо на другой крючок брать, орденами его не проймешь, у него своих мешок. Для него у меня новая наживка имеется, он ведь, Золотарев этот, ваш, я слыхал, тульский, а у нас вашего брата, землячков его, пол-эшелона, не считая тебя. Забросим, наверняка клюнет. Кому перед своими орлом быть не хочется? Тут я тебя про запас беру, на случай сгодишься.

- Его еще найти надо, - попытался было остудить спутника Федор. Курочка в гнезде, а яичко сам знаешь, где.

- Найти-то я его найду, тоже мне город - полторы деревни, главное, чтобы клюнул, иной раз и срывается. - Он вдруг как-то странно, словно бы издалека, взглянул на Федора. - Может, Золотарев этот с тобой из одной деревни, солдат, а, чем чёрт не шутит?

Федор поспешил отмахнуться:

- У нас в Узловой Золотаревых, как собак нерезаных, не меньше полрайона...

Зачем было, в самом деле, этому Мозговому знать или даже догадываться, что Федор не только хорошо помнил семью, из которой вышел Илья Золотарев, но также мог поведать о своем теперешнем начальнике многое такое, о чем тот и сам, наверное, давно забыл или, во всяком случае, постарался забыть! Замкнутый мирок деревни обычно долго хранит в общественной памяти позор и славу своих односельчан, тем более тех, кто сумел подняться наверх. Оттого-то Золотарев, давным-давно оперившись в большие орлы, не спешил покрасоваться полученным оперением в родной деревне, а объезжал ее по возможности окольными дорогами: не было там охотников привечать его.

"Попробуй, брат, попытай счастья, - мысленно понапутствовал Федор спутника, - только вряд ли выгорит!"

А вслух сказал:

- Ты с начальством знаешь, как разговаривать, тебе и карты в руки, действуй!

Прежде чем пуститься в решительное предприятие, уполномоченный снова распределил роли:

- Теперь, солдат, будешь прикрывать тыл, смотри и учись, под старость - кусок хлеба. Первым делом - в рыбхоз, это его епархия, значит, должны знать, но сперва - в парфюмер-ный, бабы в таком деле - великая сила, следуй за мной, солдат! Дави на весла!

В три броска - справочное бюро, парфюмерный магазин, областное управление рыбхоза - они заняли исходную позицию около приемной управляющего, после чего спутник сделал Федору знак оставаться на месте, а сам скрылся за дверью.

В ожидании Мозгового Федор бесцельно слонялся по коридору, когда перед ним вдруг возник лысенький гном в очках на малиновом, картошечкой носу:

- Вы из глубинки, товарищ?

- Вроде того, - растерялся Федор.

- Я - спецкорр отраслевой газеты Кунов, - отрекомендовался гном, деловито заслоняясь от него огромным блокнотом. - Что нового на местах?

- Вроде... Порядок...

- Значит, всё замечательно? - В очкарике было что-то рачье: цепкое, въедливое, злое. - А если конкретнее?

Федор растерялся вконец:

- В общем... Так сказать... По-всякому...

- А еще конкретнее?

Федор развел руками, вздохнул.

- Это не ответ, товарищ.

И неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы в этот момент из приемной не вынесло ему на выручку торжествующего Мозгового:

- Вперед, солдат! - Увлекая за собой Федора, он одним машинальным движением свел присутствие гнома на нет. - Посторонитесь, товарищ, государственное дело. - И подался к выходу. - В обкомовской гостинице окопался. Придется брать карася по телефону, туда нас ни в жизнь не пропустят. Гребем на почту!

Но Золотарева на месте не оказалось. Пришлось повторять и повторять звонки, а в переры-вах между звонками коротать время у ближайшего пивного ларька.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза