Скользкая от мокрого пепла тропа, словно намыленная, вырывалась из-под ног, липкий дождь застилал глаза, смешивая даль впереди в сплошную завесу, дыхание спирало серным удушьем, так что они порядком вымотались, прежде чем перед ними обозначился одинокий катер Федора в тихой воде заводского затона.
- Сейчас ляжешь, Люба, легче будет. - Ощутив под ногами твердую основу пирса, Федор облегченно расслабился. - Ладно, дядя Коль, тут мне одному сподручнее. - Он опасливо подхватил ее на руки и, преодолев куцый трап, ступил с нею на палубу.
- Потерпи, Люба, потерпи, мать за доктором побежала, скоро уж должна быть...
- Я потерплю, Федя, я потерплю, - еле расклеивая воспаленные губы, складывала она, - я терпеливая...
Терзаясь жалостью к ней и обморочным страхом за ее жизнь, он сложил ее на лавочке в каюте:
- Поспать бы тебе, Люба, - он вытащил из запаски спальный мешок, подоткнул ей под голову, затем сдернул с вешалки старенький полушубок, дай-ка я укрою тебя маленько... Вот так. Вздремни, Люба, вздремни, легче станет, поспать тебе сейчас - хорошее дело, а там доктор поспеет, лекарством каким попользует.
Люба покорно прикрыла глаза, смутное, без кровинки, лицо ее просветленно расслабилось:
- Вроде и взаправду легче стало, Федя, - скорее дышала, чем говорила она, - может, еще обойдется.
В алых отсветах и стрельбе снаружи улавливалось поступательное нарастание. Пар от накрывшего лаву дождя, стелясь вверх по склонам, смыкался вокруг вершины в одну клубящую-ся шапку. Остров, словно застигнутое штормом судно, трясло и раскачивало посреди клокочу-щего океана. "Когда это, Господи, кончится, - глядя в иллюминатор, с тоской думал Федор, - и кончится ли?".
Сверху в темном коконе зимнего платка выявилось вопрошающе вытянутое лицо Клавдии:
- Слава Богу, застала, бегит сейчас, - цепляясь за что попало, она неуклюже спускалась вниз по лестнице, - соберется только. - В изнеможении привалившись к стенке в ногах у дочери, женщина спешила отдышаться. - Земля кругом ходуном ходит, народ совсем с панталыку сбился, несутся с горы, как оглашенные, крик стоит, будто Содом рушится. - Отдышавшись, потянулась к дочери. - Слава Богу, заснула вроде!
- Согрелась, видно, - к Федору возвращалась его обычная уравновешенность, - пускай теперь спит, ей на пользу. - И окончательно успокаиваясь, стал подниматься наверх. - Время есть, пока еще начальство заварушку эту расхлебает, два раза выспишься!
На палубе в ожидании новостей снизу топтался Овсянников, угрюмо дымя "козьей ножкой".
- Ну? - подался он к Федору. - Чего там? - И еще раз, с крепнущей уверенностью. - Пронесло?
- Видать, пронесло, - поспешил облегчить его Федор. - Докторша придет, посмотрит. - Он отпер рубку, с обстоятельной зоркостью отметил на щитке приборов меру воды, масла, горючего, привычным движением включил двигатель, перевел его на холостой ход: машина прокручивалась без сучка и задоринки, пела ровным и чистым тоном. - Не подвели ремонтни-ки, стучит, как новенькая! - Он деловито обернулся к Овсянникову. - Побегу, доложусь, дядя Коль, начальство порядок любит. - Деревянный пирс мягко запружинил под ним. - Я бегом: одна нога там, другая - здесь.
Мокрый, светло-коричневого оттенка пепел глянцевитой окалиной покрывал траву, листья деревьев, крыши строений. Дождь пригасил пожары, но они продолжали дымиться, сгущая и без того удушливый воздух. С каждым шагом подъем становился все круче и неподатливее, подошва тщетно искала опоры, тропа ужом выскальзывала из-под ступни.
Где-то на полпути Федор увидел, как слева от него, почти над самым затоном, сопка вдруг зигзагообразно треснула и стала медленно расползаться, выбрасывая на поверхность фонтаны пара и раскаленных камней. Затем оттуда змеящимся потоком вырвалась лава, устремившись по желобу прибрежной лощины к холодному морю, которое при соприкосновении с ней мгновенно вскипело и затуманилось. "Быстрей выходить на рейд надо, - отворачиваясь, поежился Федор, - а тут и свариться ничего не стоит, потом хоть к пиву подавай!"
В отделе Гражданского управления фанерный закуток кадровика выглядел тихой заводью среди водоворота всеобщей сутолоки и шума.
- Явился! - деловито утвердил Пекарев, мельком окинув гостя с головы до ног. - Погоди чуток. - Горбун кружил в лабиринте связанных в большие пачки скоросшивателей, проверяя на глаз и на ощупь, сохранность сургучных печатей, скреплявших крестовины узлов. - Здесь, брат, глаз да глаз нужен, без личного дела человек - ноль без палочки, будто и нет его вовсе. Опять же, личное дело в руках врага - боевое оружие против нашего государства. Горб его плыл над бумагами, словно плавник стерегущей добычу акулы. Кажется, полный порядок. - Он разогнулся, повелительно кивнул в шумную бестолочь коридора: - Выноси, Тетерятников, готово. - И, минуя Федора, прошел вперед. - За мной, Самохин, начальству показаться следует.