Время застыло, замороженное. Придавленное торжественным покоем холмистой равнины, озаренной сине-зелеными огнями с небес. Над равниной нависали остатки древнего храма и насмешливо мигающие звезды. А вокруг вира топтались ребятушки из засады — явно не знающие, как с нами разговаривать и не желающие никого разыскивать. — Вон оттуда, сказали, могут прийти, — показал один рукой в меховой рукавице. — Только мы туда — ни за какое золотишко. Слышите, распелись? На кладбище-то… В отдалении над долиной звучали голоса морозных гиен — торжествующая, слитная песнь тех, кто получил свою добычу. Не то, чтобы я хорошо разбирался в голосах гиен — но крыса закрутилась волчком, истошно воя, а кто-то из учеников прошептал: «Песнь Добычи». И по спине разбегались сотни тысяч мурашек, хотя мороз и так стоял крепкий. Гриз больше ничего не спрашивала. Она остановилась на миг — чтобы вслушаться в голоса фейхов. Потом сорвалась с места и понеслась по снежной равнине во весь опор, так, что я не сразу увидел, что она далеко впереди. Только потом охнул, крикнул зятьку и ученикам держаться вместе — и побежал следом. Никогда-то не считал себя хорошим бегуном по снежным равнинам, но тут бежалось как-то легко и отчаянно — снег шуршал под ногами, пар валил изо рта, и впереди неслась черная фигурка, которую ни за что нельзя было упустить из виду, справа и слева сначала была ровная белая простыня, а потом начали выскакивать каменные плиты и валуны, исчерканные древними надписями. И крепчала жуткая, радостная песня впереди — к ней теперь примешивалась грызня и тявканье. И в глазах мельтешили снежные мошки, прыгал грызун внутри, мне думалось как-то, что странно — неужто я несусь так, что меня еще не перегнали Кани и зятек… Потом я понял, что и впрямь несусь именно так — хотя мне ни в какую не догнать Гриз Арделл. Мы бежали по древнему кладбищу, и в лицо нам мела легкая поземка, и оттого не сразу получалось понять — что там за тени на снегу: то ли поднялись древние Дракканты из могил, то ли ожил снег и закрутился вихрями. А потом мы увидели. Звенящих сосульками на бегу морозных гиен — приземистых и голодных, бросающихся на добычу. И их добычу — мечущихся среди гиен хтурров. Легких снежных антилоп, которые вообще-то считаются осторожными и пугливыми. Эти метались, будто слепые. Почти подставлялись под удары — или действительно подставлялись. И валились на снег, когда на них прыгали вдвоем-втроем, и пытались подняться, и отступали, окрашивая снег в багрянец, оттягивая на себя фейхов. Казалось со стороны: это игра. Стая на стаю. Кипящий телами снег. Повсюду следы и кувыркающиеся — охотники? Добыча? Группы гиен, загоняющих хтурров, хтурры, носящиеся между гиенами… Бурлящий, неудержимый хаос на древнем кладбище — будто Ледяная Дева выпустила свои ветра прогуляться между камнями. И посреди этого — медленно бредущая между остовами могил фигура человека со свертком на руках. Снежная пыль и ночь, вся в снегу, никак не хотели выпускать ее из себя, эту фигуру, но потом она проступила — медленно-медленно. Человек в белом — будто призрак здешнего кладбища — брел, опустив голову и не обращая внимания на то, что творится вокруг него, в снегах. Будто вокруг него не происходит вакханалия: одни подставляют себя под зубы и когти других. Видно, эта сцена была из тех, что навсегда отпечатываются внутри тебя. Раз взглянув, я понял, что забыть мне ее точно не удастся: древнее кладбище, окровавленный и истоптанный снег между валунами и камнями, водоворот смертей — и в центре него медленно идущий человек со свертком на руках. И стремительно летящая ему навстречу темная фигура — Гриз Арделл. Она замерла, достигнув границ столкновения двух стай. Мелькнуло лезвие ножа, и на снег брызнула кровь варга. Гриз что-то крикнула — обращаясь то ли к фейхам, то ли к хтуррам, — и ее услышали: антилопы брызнули во все стороны, фейхи понеслись за ними, только с десяток осталось над добычей — над телами. Да еще раненые хтурры стонали в снегу — прямо как люди. Нэйш остановился и медленно опустил свою ношу на снег. Мы с Гриз добежали до них почти одновременно — и сходу начали вытаскивать пузырьки: согревающее-укрепляющее-кроветвор… Лицо у Мел было мертвенно-синеватым, глаза плотно закрыты, и губы запеклись. Показалось, что на ресницах намерзли слезы. — Дышит, — прошептала Гриз, ощупывая ее шею. — Замерзла, кровопотеря. — Пайнетта… Вот уж чего я не ждал — это что исключительный еще способен разговаривать. С почерневшими губами и вконец синий от холода. — Вы долго… аталия, — прибавил он и разжал пальцы, намертво сцепленные на собственном плаще, в который была закутана Мел. Потом было уже совсем просто — подбежали Десми и Кани, Гриз передала Мел на руки Крысолову, крикнула: «Пулей к Аманде, пайнетта, Кани, остаешься за главную, заберите раненых хтурр». И унеслась вместе с Тербенно — а с исключительным остался я: вот, согревающее, укрепляющее, сердечное, теплая куртка, все, посиди, отдышись, сейчас пойдем в поместье — там еще теплее. Давай, опирайся на плечо, или не можешь пока? Как ты вообще? — Немного устал, — я почти обрадовался, когда губы исключительного прорезала трещина — подобие улыбки. — Голоден. И я что-то… разлюбил зиму.
Владимир Моргунов , Владимир Николаевич Моргунов , Николай Владимирович Лакутин , Рия Тюдор , Хайдарали Мирзоевич Усманов , Хайдарали Усманов
Фантастика / Детективы / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Самиздат, сетевая литература / Историческое фэнтези / Боевики / Боевик