— Как поступили бы власти, узнав, что директор музея Гопкинса сознательно приобрел краденую реликвию, тайком вывезенную из страны, где она была обнаружена?
— Помимо крупного штрафа, Гопкинсу грозил бы срок за решеткой.
— И его деловая репутация и доброе имя были бы разорваны в клочья. Все это делает Гопкинса слабым звеном.
— И ты хочешь, чтобы мы установили, кто дергает за цепочку, — сказала Эди, наконец понимая, зачем нужна встреча с директором музея. — Смею предположить, это ребята из «Розмонта». Скорее всего, этот… как его там… полковник Макфарлейн. Кто еще?
Вместо ответа Кэдмон вытянулся на кровати и взял с тумбочки туристическую схему Вашингтона. Развернув схему на коленях, он спросил:
— Центральный зоопарк, кафедральный собор или мемориал Линкольна. Что из этого ты знаешь лучше всего?
— Зоопарк, — ответила Эди, — он всего в нескольких кварталах от моего дома. В хорошую погоду я там гуляю.
— Значит, это будет Центральный зоопарк. — Кэдмон сложил схему. — Скажи мистеру Гопкинсу, что ты будешь там в десять часов утра. Ровно. Не забудь это добавить. Имея дело с ворами и убийцами, всегда нужно разговаривать с ними властно, это единственный способ подчинить себе школьного приятеля.
— Или это, или дать ему ногой по яйцам, — пробормотала Эди, снимая трубку.
Глава 25
Элиот Гопкинс медленно положил трубку на аппарат.
Как и предсказывали чудовища из Службы безопасности «Розмонт», Эди Миллер вышла с ним на связь. Первый элемент сложной запутанной мозаики встал на место.
Он вздохнул, и этот долгий, глубокий вздох был в равной степени пропитан сожалением и болью. Сожалением, поскольку ему пришлась по душе живая и независимая мисс Миллер. Боль же была вызвана сломанным ребром — «любезностью», которую ему оказал накачанный верзила с извращенным чувством вежливости. Нанеся неожиданный удар, изверг ухмыльнулся и сказал: «Как поживаете?» Ублюдкам из «Розмонта» было нужно содействие директора музея, и они заручились им самым примитивным способом. Зачем вести переговоры, когда той же цели можно добиться кулаками и угрозами?
Элиот бросил взгляд на внушительный портрет кисти Джона Сингера Сарджента, висящий над камином, и ему показалось, что он уловил легкую усмешку на суровом лице своего прадеда, угольного магната, не раз подавлявшего забастовки дубинками и пулями. В отличие от Эндрю Карнеги, страдавшего комплексом вины, Альберт Горацио Гопкинс ни разу не лишился сна, переживая из-за бедственного положения тех, кто принес ему огромное состояние. Истинный гунн, Альберт Гопкинс насиловал горы Западной Виргинии, отнимая у них полезные ископаемые, и насиловал ее людей, отнимая у них чувство собственного достоинства. Да здравствует царь Уголь!
Хотя Элиот приходился правнуком Альберту Гопкинсу, он также, и для него это было гораздо важнее, был внуком Оливера Гопкинса. В свою эпоху, в веселые, беззаботные годы перед крахом, Олли Гопкинс пользовался заслуженной репутацией авантюриста-неудачника. Отвернувшись от семейного бизнеса, он пировал вместе с африканскими вождями, скакал на необъезженных лошадях вместе с монгольскими пастухами и исследовал распущенный мир гарема вместе с арабскими правителями.
Попутно Олли Гопкинс потратил целое состояние на поиски реликвий Исхода.
В детстве Элиот часами просиживал на коленях деда, зачарованный увлекательными рассказами, ничем не уступающими книгам приключений его юности. Больше всего ему нравилось слушать про то, как дед, переодетый турком, спустился подземным ходом в самое чрево Храмовой горы, где его обнаружил шейх Халил, наследный хранитель Каменных сводов. За ним гналась по улицам Иерусалима разъяренная толпа, и ему удалось уйти, угнав моторную лодку из порта Яффа.
Отец считал Оливера полной никчемностью и в конце концов лишил его наследства. Сам Оливер умер, не имея ни гроша за душой, оставив своему любимому внуку плоды всех своих трудов — огромную коллекцию древних артефактов и реликвий, собранную на протяжении пятидесяти с лишним лет. Эта коллекция стала краеугольным камнем музея Ближневосточного искусства Гопкинса, основанного в память о человеке, от которого только Элиот и видел в своей жизни родственные чувства.
И еще дед завещал ему свою одержимую страсть… к «Камням огня».
Потребовались десятилетия посулов и огромных взяток, но Элиот их все же нашел. И тотчас же потерял, не успев даже как следует рассмотреть.
Если бы Элиот был человеком верующим, он, наверное, решил бы, что это Божья кара за немыслимое святотатство. Определенно, он поступил бесконечно глупо, доверив священную реликвию Джонатану Паджхэму. Но этот человек считался специалистом по древнему искусству Ближнего Востока, а Элиоту требовалось убедиться в том, что реликвия, обнаруженная в песках Ирака, действительно является легендарными «Камнями огня».
Ослепленный своей страстью, он даже не задумывался над тем, что есть и другие, еще больше его самого нацеленные на поиски библейских сокровищ, и эти люди не признают никаких законов.