Ковчег-Питер

Лидия Павловна

Теперь за окном проплывали уже не зеленые поля, а какие-то постройки. Бесприютные приметы человеческой городской жизни: склады, стопки бетонных плит, авторемонтные мастерские, пыльные полоски дорог.

И я почувствовала, как внутри меня закрываются какие-то створки, только что распахнутые широко, чтобы впустить перестук колес, зелень за окном, спокойные отрешенные лица пассажиров. Мидия Павловна. Ракушка. Вчера мне было неприятно узнать об этой кличке. А сейчас я вдруг почувствовала, что дети были правы. Я – мидия. Я хочу отгородиться от грубого, чужого, злого, некрасивого. Я хочу закрыться и остаться там с моими книгами, любимыми передачами, хорошими фильмами и песнями, с немногими дорогими мне людьми. Мне достаточно стало мира внутри двух створок моей жизни. Одна створка – утро, вторая – вечер. Одна – начало моей жизни, вторая – ее окончание. От и до.

Потом замелькал город, довольно неприглядный здесь, вдоль железнодорожного полотна, но уже обжитой, с мелькающими человеческими фигурками.

Электричка, снизив скорость, подъезжала к вокзалу медленно, словно никак не могла выбрать, у какой платформы остановиться. Из-под колес веером расходились пути. Что-то резко выкрикивал в трубку мобильного телефона ремонтник в ярком оранжевом жилете, словно предупреждал подъезжающих о чем-то, предостерегал. Пассажиры засобирались, потянулись к дверям, на лицах проступало будничное выражение: у кого-то усталое, у кого-то раздраженное. За окном поплыла платформа и какие-то люди на ней. И я вдруг засуетилась, выныривая из своей задумчивости. Благостное настроение слетело, и вдруг кольнуло в груди неприятное чувство. Глядя на этих людей вокруг, их озабоченные, далеко не счастливые лица, их раздражение и спешку, я впервые допустила мысль, что история Антона может пойти по жесткому сценарию.

Антон

Купил банку краски – хорошо, что у них тут можно картой оплачивать. Цивилизация. Думал, очистить рамы будет сложно, но старая краска – особенно со стороны улицы – сама осыпалась сухими омертвелыми чешуйками. Хорошая была идея с покраской, своевременная. Застелил все старыми газетами – блин! У нее их так много, как будто сто лет не выбрасывала. Зачем она их копит? Надеется что-то понять про человечество? Начал красить. Мимо прошла сначала Мишина жена, посмотрела поверх забора. Через десять минут нарисовался Миша, повис на калитке, хрустя яблоком.

– Припахала тебя Лидия? – спрашивает.

– Да ладно, – говорю. – Почему бы не помочь? Ей самой тяжеловато это все уже.

– Ага, – говорит Миша. – У ней вообще-то дочка есть и муж ейный.

– Ну, – говорю, – это не ко мне вопросы. Сейчас здесь я есть.

– Понятно, – говорит Миша. – А у тебя кисточка неправильная. Тут плоская нужна. А у тебя вон круглая.

– Ну, неси свою плоскую, – говорю. – Посмотрим.

Миша принес свои кисти и стал тоже красить, чтобы показать мне, как делать правильно. А я сел и стал есть яблоко. А потом начал смеяться. Миша говорит:

– У тебя что, смех без причины?

А я говорю:

– Слушай, Миша, мы с тобой сейчас прямо как Том Сойер и Гекльберри Финн.

Миша почему-то обиделся, бросил кисточку и сказал:

– Ты мне на эти американские штучки не намекай. А то я тебе сейчас устрою Том и Джерри.

И ушел. А я стал красить остальные рамы – одну за другой.

Было странно работать в тишине. Я сделал погромче радиоточку. Удивительно, что у кого-то связь с миром все еще через такое вот радио и через газеты, а не через интернет. Там была передача, посвященная какой-то гипертонической болезни – я не вслушивался, думал, они быстро свернут эту занудень, ждал, когда включат какую-нибудь музыку. Ведущая как будто спрашивала, а гость студии, врач, а может, и не врач, а просто актер, как будто отвечал. Иногда в студию звонили пенсионеры и спрашивали что-нибудь, и тогда врач каждый раз говорил им, что они должны записаться к специалисту на прием и диктовал номер. Это была явно рекламная постановка, так гладко они все говорили, как будто читали по бумажке. Но делали при этом вид, что разговаривают по-настоящему. Хотя настоящие врачи тоже иногда так делают: притворяются, что лечат, а на самом деле просто возятся с бумажками. Мне стало наконец противно, и я повернул колесико – выключил звук.

Осталось только шур-шур – это я вожу кисточкой по деревянной раме, стараясь не заляпать стекло. Вшшш-вшшш-вшшш – это под ветром шуршат ветки деревьев. Чивирк – прилетает на яблоню какая-то хлопотливая птичка. Гулко стукаясь о землю, падают в траву яблоки. Вдалеке гудит поезд. Кто-то проходит по улице за дощатым забором и зовет Масю. Интересно, кто это Мася? Девочка маленькая? Или кошка?

Работал часов до пяти и к этому времени успел подновить все рамы, кроме тех, что были на веранде. Там отдельная работа, да и краски почти не осталось. Собрал и вынес все газеты, весь мусор. Потом поставил вариться картошку. А потом опять пришел Миша и принес копченого леща.