– Почему от наказания? – удивился я. А она спросила:
– У тебя какая оценка по биологии?
Потом физрук принес лестницу, отмотал шарф от дерева и обозвал нас малолетними преступниками. А Мидия еще нажаловалась биологине, и та провела в нашем классе дополнительный урок и рассказала, как живут деревья. Мне, например, было интересно, но остальные ребята обиделись, потому что им пришлось сидеть в школе на сорок пять минут дольше. Так что у меня потом и с одноклассниками были проблемы, а вот чтобы Серега меня тогда поддерживал, я что-то не помню. Он как-то ненавязчиво сделал меня крайним в этой истории с шарфом. И я уже тогда стал сомневаться, могу ли я считать его после этого своим настоящим другом, или он для меня просто так, товарищ и одноклассник, но не больше.
Все это мне вспомнилось к тому, что Серега меня, конечно, сразу сдаст и пойдет просить прощения у Витюши, как когда-то давно просил прощения у Маринки Смирновой. И тогда генеральный отдаст приказ своим прислужникам взять меня живым, или даже лучше мертвым, чтобы другим было неповадно трогать его невесту и красть многомиллионные контракты. Ну и все, десяток загорелых парней в камуфляже, с закатанными рукавами на красивых бицепсах, рассядутся по джипам – запыленным, с открытым верхом – и, размахивая в воздухе автоматами, покатят в Дубки. Наведут шухера на местных, так что бабки еще много лет потом будут рассказывать о стрельбе в поселке. Выволокут меня во двор да и шлепнут из пистолета Макарова. А домик обольют бензином со всех сторон из тяжелых таких канистр и подожгут. Тут сосед Миша не выдержит, выскочит за околицу и закричит:
– Да что же вы, изверги, делаете? Тут же учительница живет!
А суровый камуфляжный мужик с красивым шрамом на губе отведет сильной рукой в сторону его гражданскую щуплую фигуру и скажет:
– Не кипиши, местный житель. Вот проживаешь ты тут по соседству, и невдомек тебе, что мы злостный наркопритон сейчас накрыли. И никакая она не учительница. Она все эти годы в школе малолеткам наркоту толкала. Да и этот субъект тоже не заслуживает твоего доверия. Он – вообще иностранный агент, пособник американской разведки, и никакой он не Антон, он – Антуан. Ты ведь его с самого начала заподозрил. А сигнал подать куда надо не догадался. Да еще и грибные места здешние ему показал. Эх ты! Да ладно, иди уже с богом. Живи дальше своей скучной жизнью обывателя.
Запрыгнет в свой джип и стремительно уедет. Дачникам только и видно будет, как пыль летит из-под колес да над полями стелется черный дым от сгоревшего домика.
Миша придет домой и наваляет жене:
– Дура ты, баба, я же вот сразу почуял, что неладно что-то с этим городским. А ты: он из детской книжки, он из детской книжки. Видали мы такие книжки!
А Мишина жена заплачет и потом все равно сходит в церковь, и поставит свечку за Лидию Палну и за Антуана. Женское-то сердце не обманешь.
– Антоха! Ты чо там? – я вздрогнул. Это Миша стоял за забором. Смотрел на меня странно, как будто уже подозревал во мне американского шпиона Антуана. Черт. Я даже забыл, что я там придумал про Лидию Палну. С ней-то что было?
– А Лидия-то где? Все в городе? – спрашивает Миша, как будто это не я американский шпион, а он, и умеет даже читать мои мысли.
– Да, она что-то так и не приехала, – говорю, и вдруг решаю: – Слушай, Миш, я тоже, наверное, уеду сегодня. Можно я ключи от ее дома вам оставлю?
– Да ты их просто на крыльце спрячь, – Миша махнул рукой. – Там вон сбоку доска отходит. Видишь? Она ключи часто туда кладет.
– И что, все знают?
– Ну, соседи знают некоторые. А что? Что там у нее брать-то?
На двенадцатичасовой электричке Лидия не вернулась, и я окончательно решил поехать в город. Странное было чувство, что совсем не надо собирать никаких вещей. Вот ведь пробыл здесь три дня, а ничего у меня нет, только в кармане джинсов ключи от городской квартиры, несколько скомканных купюр и кредитка. И нет чувства, что чего-то не хватает. Хотя нет, вчера пришлось постирать носки и трусы. А так, в остальном, получается, ни в чем больше и не нуждался. Только в чистых трусах и в музыке еще, пожалуй.
Музыка – странная штука. В руки не возьмешь, а у всех она есть. В любом телефоне теперь – хоть с утра до вечера. Часами и бесплатно. И всем хочется. Хотя нет, не всегда бесплатно, если вживую – это иногда бывает за очень большие деньги. В детстве смешно было: сунешь наушники в уши, и все начинают двигаться под твою мелодию – пешеходы шагают в ритм, деревья ветками машут в такт. Если музыка – веселая, то и всем вокруг весело, если грустная – все грустят. Чувствуешь себя волшебником.
В доме я все прибрал, помыл посуду за собой, выкинул остатки дурацкого торта. Проверил все окна, закрыл дверь и засунул ключ под покривившуюся доску на крыльце. Крыльцо бы тоже неплохо починить, но тут новые доски нужны и инструмент.
Зашел попрощаться с Мишей и с его женой. Еле отговорился от подарков: яблок, соленых огурцов и самогона, обещал заехать как-нибудь еще и пошел на станцию.