Ковчег Спасения

Он снова сделал паузу и позволил себе тень легкой, призрачной улыбки на губах.

— Этим заканчивается обращение Демократического Правительства Кювье.

Илиа Вольева без особого удовольствия cкурила до фильтра одну из сигарет, которыми ее исправно снабжал корабль. Триумвир снова была на борту «Ностальгии по Бесконечности». Она думала, думала изо всех сил — сознание гудело как турбинный двигатель, работающий в режиме перегрузки. Ее ботинки с чавканьем погружались в липкие выделения корабля, напоминающие слизь. Голова слегка гудела — в том числе из-за непрестанного жужжания откачивающих насосов. Но вопреки всему, Вольева испытывала что-то вроде подъема. Наконец-то она ясно увидела, в каком направлении следует действовать.

— Хорошо, что ты решил поговорить со мной, Капитан, — произнесла Вольева. — Ты не представляешь, что это для меня значит. Я так долго…

Его голос раздался отовсюду одновременно, издали и с расстояния в полшага. Необъятный, безвозрастный… Наверно, так звучит Глас Божий.

— Мне жаль, что это заняло так много времени.

Она чувствовала, как с каждым его слогом корабль дрожит мелкой дрожью.

— Капитан… ты не против, если я спрошу тебя, почему?

Ответ последовал не сразу. Похоже, Бреннигену требуется время, чтобы выстроить мысли в определенной последовательности. Как будто невероятные размеры сделали мыслительный процесс Капитана неадекватно замедленным, и беседа с ней на самом деле не отражает реальную скорость его протекания.

— Есть вещи, с которыми мне нужно было смириться, Илиа.

— Какие вещи, Капитан?

Снова бесконечная пауза. Это был уже первый диалог с того момента, как они возобновили общение. Первое время подобные «зависания» пугали Вольеву: всякий раз ей казалось, что Капитан впадает в очередной ступор. Правда, сейчас эти кататонические припадки проходили не столь жестоко — корабельные системы продолжали функционировать как обычно. Однако она по-прежнему ступора, который мог вырасти из такой паузы. Порой проходили месяцы, прежде чем ей снова удавалось вызвать Бреннигена на разговор. Но теперь, похоже, это время прошло. Тишина просто означает, что идет процесс обдумывания. Время уходило на то, чтобы принять сигнал, чтобы этот сигнал прошел туда и обратно по огромному пространству измененного материала, трансформированного корабля, а затем преобразование всех потоков в мысли. Он неожиданно согласился обсуждать темы, которые раньше выходили за рамки любых разговоров.

— Вещи, которые я сделал, Илиа. Преступления, которые я совершил.

— Капитан, все мы совершали преступления.

— Мои были исключительными.

Да, подумала она, с этим не поспоришь. Втайне от всех договорившись с инопланетным разумом — Трюкачами, — Капитан совершил чудовищное преступление против одного из членов своей команды. Он уговорил Трюкачей переправить собственное сознание в мозг этого человека. Трюкачи выполнили это куда аккуратнее, чем позволяли человеческие технологии. Таким образом, в течение многих лет Бренниген существовал на корабле единым в двух лицах. Один из этих двух медленно изменялся, пораженный Комбинированной Эпидемией.

Преступление было слишком отвратительным, чтобы раскрыть его остальным членам экипажа. Тайное стало явным лишь во время драматических событий в системе Цербер-Гадес. Именно тогда Вольева позволила Капитану поглотить и трансформировать свой собственный корабль. Это было наказанием за преступление. Тогда Вольевой ничего не стоило просто убить Капитана, но у нее была еще одна причина для такого выбора. Это давало ей дополнительный шанс на выживание. Корабль уже находился под контролем одной враждебной силы, и если бы ее место занял Капитан, это означало бы меньшее из двух зол. Илиа с готовностью признавала, что с тех пор не часто подвергала это решение анализу.

— Я знаю, что ты сделал, — сказала она. — И тебе известно, насколько мне отвратителен твой поступок. Но тебе уже пришлось пострадать, Капитан, никто этого не отрицает. Пора оставить прошлое в прошлом и двигаться дальше.

— Я чувствую себя виноватым.

— А я чувствую себя виноватой за то, что сделала с артиллеристом. И виновата во всем этом не меньше твоего, Бренниген. Если бы я не довела его до безумия, сомневаюсь, что эта каша вообще бы заварилась.

— И все-таки я должен жить с тем, что сделал.

— Это случилось очень давно. Ты был напуган. Не спорю, это ужасное преступление, но оно не являлось поступком разумного человека. Это не делает твой поступок оправданным. Это делает его немного более понятным. Если бы я оказалась в твоей ситуации… которую и человеческой не назовешь… если бы я оказалась чем-то заражена и знала, что это что-то меня убьет… Знаешь, я не поручусь, что не решилась бы на столь крайние меры.

— Ты бы никогда его не убила, Илиа. Ты выше этого.

— Капитан, на Ресургеме меня считают военным преступником. Знаешь, иногда мне кажется, что они правы. А если бы мы на самом деле разрушили Феникс?

— Вы же этого не сделали.

— Надеюсь.