Ковчег Спасения

Сейчас корвет был совсем близко. Типичный шаттл «пауков» — гладкий, слегка побитый мелкими метеоритами, весь черный. Прожектора шарили по обшивке в поисках люка. Вот и он — в точности как описывал Клавейн: тонкий, как нитка, шов, едва различимый вблизи. Дистанция составляла пятнадцать метров, скорость сближения — один метр в секунду. Корвет достаточно мал, значит, проблем с поисками пассажира не возникнет — при условии, что Скейд сдержала свое слово.

Расстояние между шаттлами сократилось до десяти метров. Тогда из сердца космического аппарата Объединившихся выросло пятно света, подобное первой вспышке восходящего солнца.

Лашер не успел даже моргнуть.

Скейд увидела яркую вспышку боеголовки. Сейчас за кормой «Ночной Тени» не было звезд — только чернильное пятно расползающейся черноты. Релятивистские эффекты сжали видимую Вселенную в широкое кольцо, окружающее звездолет. Но корабль Клавейна все еще следовал позади с прежней скоростью. Бриллиантовая булавочная головка в точке взрыва сверкала в темноте, словно одинокая звезда, которая случайно оказалась не на своем месте.

Объединившаяся сняла спектрограмму излучения, сделала поправку на красное смещение. Совокупный выход тератонного взрыва состоял только из самого приспособления плюс малая остаточная масса антивещества. Значит, уничтоженное судно — шаттл или что-то подобного размера, но не субсветовик. Взрыв звездолета и его машин, глубоко запустивших свои когти в энергетический колодец квантового вакуума, был бы минимум в три раза мощнее.

Итак, Клавейн снова оказался умнее. Нет, поправила себя Скейд: не умнее. Так же умен, как она сама. Дело не в ее ошибках — пока она не допустила ни одной. Просто Клавейн все еще отражает ее атаки, все еще сопротивляется. Но преимущество пока на ее стороне. Скейд не сомневалась: так или иначе, она причиняет упрямому старику серьезные неприятности. Как минимум, она заставила Клавейна сжечь топливо, которое он так экономил. Более чем вероятно — побудила направить свои усилия на отражение ее атак, вместо того, чтобы готовиться к сражению, которое ждет его впереди, в окрестностях Ресургема. В стратегическом отношении Скейд не потеряла ничего… за исключением возможности убедительно блефовать.

Но это ей больше никогда не потребуется.

Настало время сделать то, что должно быть сделано.

— Ты, врун долбаный!

Ксавьер поднял взгляд от экрана. Когда Антуанетта ворвалась в их каюту, Лю лежал на своей койке, примостив на колени электронный блокнот. На миг девушка заметила строчки исходных кодов, пробегающих по экрану. Символы и неровные синусоиды напоминали замысловатые формализованные строфы инопланетной поэзии. У Ксавьера буквально отвисла челюсть, и стилус, который он держал в зубах, покатился по полу. Следом свалился блокнот.

— Антуанетта?

— Я все знаю!

— Что ты знаешь?

— О Постановлении Мандельштама. О Лайле Меррике. О «Штормовой Птице». О Тваре. О тебе.

— О чем, о чем?!

Ксавьер соскользнул с койки, сел и принялся накручивать на палец смоляную прядь, изображая крайнее смущение.

— Не смей мне врать, засранец!

В следующий момент она нависла над ним, и на голову Ксавьера обрушился град ударов. Настоящей жестокости в них не чувствовалось, при иных обстоятельствах они могли показаться игривыми. Ксавьер прикрывал лицо, подставляя ее кулакам предплечья, и время от времени пытался что-то пробормотать. Но эти жалкие попытки немедленно пресекались: Антуанетта была в ярости и не желала слушать никаких оправданий.

Наконец гнев иссяк и сменился слезами. Ксавьер поймал ее ослабевшие руки и нежно сжал.

— Антуанетта, — сказал он.

Девушка слабо попыталась освободиться и разрыдалась. Она ненавидела его и любила одновременно.

— Это не моя вина, — проговорил Ксавьер. — Клянусь тебе, не моя.

— Почему ты мне ничего не сказал?

Лю смотрел на нее, пытаясь увидеть глаза за пеленой слез.

— Почему я тебе не сказал?

— Да! Именно это я и спросила.

— Потому что твой отец взял с меня слово.

Когда Антуанетта успокоилась и была готова слушать, Ксавьер рассказал ей все.