Ковчег Спасения

— Боюсь, уже поздно. Слишком много смертей, слишком много невыполненных обещаний, слишком много жестокости. Конфликт распространился на другие системы — повсюду, где есть Конджойнеры и Демархисты, — она улыбнулась, но улыбка получилась вымученной; казалось, ее мышцы только ждали возможности, чтобы снова расслабиться, вернув лицу бесстрастное выражение. — На самом деле, не все так ужасно, как тебе кажется. Мы медленно, но верно движемся к победе. Двадцать два года назад вернулся Клавейн, и ситуация сразу изменилась. До этого мы постоянно проигрывали. Мы попадали в одни и те же ловушки: наш коллективный разум заставлял нас действовать одинаково, и наши действия было легко предсказать. Но Клавейн вывел нас из этого тупика.

Галиана попыталась вытеснить из головы воспоминания о волках — или воспоминания волков?.. Она мысленно вернулась в то время, когда впервые встретила Клавейна. Это произошло на Марсе. Тогда он был солдатом Коалиции Сторонников Чистоты Нервной Системы и находился по другую сторону баррикад. Коалиция выступала против экспериментов по расширению сознания с помощью электроники, которые проводила Галиана, и считала уничтожение Объединившихся единственным удовлетворительным решением проблемы.

Но Клавейн видел нечто большее. Прежде всего, еще будучи в пленником Галианы, он заставил ее увидеть, насколько ужасными выглядели ее эксперименты в глазах остальных фракций. До сих пор она действительно не понимала этого, и Клавейн терпеливо объяснял ей, месяц за месяцем. Позже его освободили. И когда начались переговоры о прекращении боевых действий, никто иной, как Клавейн привлек переговорам Демархистов — третью сторону, которая до сих пор сохраняла нейтралитет. Демархисты составили текст договора, и Клавейн давил на Галиану до тех пор, пока она не подписала этот документ. Поистине мастерский ход! Это соглашение скрепило союз между Демархистами и Конджойнерами — союз, который длился веками, в то время как Коалиция Сторонников Чистоты Нервной системы даже не заслужила упоминания в истории. Конджойнеры продолжили свои эксперименты, которые были встречены союзниками терпимо и даже с одобрением, поскольку Объединившиеся не посягали на другие культуры. К тому же Демархисты нашли применение новым технологиям, продавая их другим фракциям.

В итоге все были счастливы.

Но Скейд права: союз — нелегкое дело. И рано или поздно война начнется снова, как только случится что-нибудь вроде Комбинированной Эпидемии.

Но пятьдесят четыре года! Клавейн не смирился бы с этим, подумала Галиана. Он бы понял, чего будет стоить людям эта война. Он бы нашел способ покончить с ней раз и навсегда — или, по крайней мере, поддерживать постоянное перемирие.

В голове по-прежнему что-то давило. Это напоминало мигрень. Теперь боль усилилась. И еще: такое ощущение, словно что-то поселилось у нее в голове и смотрит оттуда ее глазами.

Мы не спеша приближались к паре твоих кораблей. Мы — древняя раса убийц, которая не помнит поражений. Ты чувствуешь наши умы, безжизненные, опасно балансирующие на грани разумного, старые и холодные, как межзвездная пыль.

Ты чувствуешь наш голод.

— Но Клавейн… — начала Галиана.

— Что Клавейн?

— Он бы нашел способ прекратить войну. Почему он до сих пор этого не сделал?

Скейд отвернулась. Теперь ее гребень напоминал узкую вершину горного хребта, острую, как лезвие. Когда голова Объединившейся приняла прежнее положение, на ее лице отражалась целая гамма чувств.

Ты видела нас, когда мы захватили ваш первый корабль — те назойливые черные машинки, которые облепили его со всех сторон. Они просто изгрызли его. Ты видела взрыв, который отпечатался в сетчатке твоих глаз розовым пятном, похожим лебедя. Тогда ты почувствовала, как из сети, соединяющей ваши сознания, вырвали кусок. Ты словно почувствовала, что потеряла тысячи твоих детей.

Ты пыталась уйти, но было слишком поздно.

Настигнув твой корабль, мы стали осторожнее.

—  Не все так просто, Галиана.

— Что именно?

— Насчет Клавейна.

— Ты сказала, что он вернулся.

— Да, вернулся. И Фелка тоже. Но… прости, что должна тебе об этом сказать… Их нет в живых.

Слова появлялись медленно, по одному на выдох.

— Это случилось одиннадцать лет назад. Демархистам удалось нанести удар по Гнезду… Оба погибли.

Только один ответ был оправдан — отрицание.

— Нет!