Ковчег Спасения

Сейчас в камере было ненамного холоднее, чем где бы то ни было на корабле, а по сравнению с некоторыми секторами — даже теплее. Воздух казался влажным и неподвижным. Все поверхности покрывала блестящая пленка. По стенам, огибая шишковидные наросты, бежали ручейки конденсата. То и дело раздавался омерзительный звук, и масса ядовитых корабельных отходов вырывалась из щели и стекала на пол. Система переработки биомеханических отходов давно работала сама по себе. Однако вместо того, чтобы выйти из строя, она начала каким-то безумным образом эволюционировать, разрастаясь и образуя петли обратной связи. Эта непрерывная и изнурительная борьба с выделениями, грозившими затопить корабль, длилась уже давно. Вольева установила повсюду тысячи трюмных насосов, направляя слизь обратно, в главную перерабатывающую цистерну, где жесткие химические агенты могли ее нейтрализовать. Навязчивое гудение насосов раздавалось непрерывно, точно бэк-вокал запавшей клавиши на органе. Этот звук наполнял все помещения, и Илиа просто не обращала на него внимания.

Человек, который знал, куда смотреть, и обладающий определенными навыками по выделению конкретных образов из хаоса красок и линий, мог разглядеть в камере криогенный саркофаг. Когда Вольева позволила ему «разогреться» — а попросту выстрелила флекеттой в систему контроля температуры — он начал с возрастающей скоростью пожирать пространство корабля, отрывая атом за атомом и смешивая их с собственными. Жара стояла как в печке. Вольева не собиралась дожидаться завершения трансформации, но уже тогда стало ясно: Капитан будет разрастаться, пока не уподобит себе весь корабль. Мрачная перспектива… впрочем, столь же приятная, как оставить корабль под контролем другого монстра — Похитителя Солнц. Вольевой оставалось надеяться, что Капитан преуспеет в борьбе с разумом-паразитом, который оккупировал «Ностальгию по Бесконечности».

Удивительно, но она оказалась права. Вскоре Капитан подчинил себе весь корабль, деформируя его в соответствии со своей нездоровой фантазией. Это представляло собой уникальный случай проявления Комбинированной Эпидемии, который наглядно подтверждал догадку: знаменитая вспышка Комбинированной Эпидемии на Йеллоустоуне и заражение, охватившее корабль, были вызваны одним и тем же вирусом. Вольевой довелось видеть изображения Города Бездны после Эпидемии — гротескно перекрученные строения, похожие на дурной сон самого города. Порой казалось, что эти трансформации производились с какой-то целью — по крайней мере, с художественной. Но они не были порождением разума. Все разнообразие форм определялось основными принципами биодизайна. Однако с «Ностальгией по Бесконечности» происходило нечто принципиально иное. Эпидемия поселилась в теле Капитана за много лет до того, как начала изменять его. Возможно, это привело к некоему подобию симбиоза. И когда под конец чума разбушевалась и начала поглощать корабль — может быть, ее трансформации в каком-то смысле отражали образы из подсознания Капитана?

Вольева подозревала, что это так, и надеялась, что ошибается. Тем не менее, во всех отношениях корабль превратился в нечто чудовищное. Когда Хоури прибыла с Ресургема, Вольева сделала все возможное, чтобы побольше узнать о трансформациях, но делала это скорее для собственного блага, чем ради подруги. Вид корабля буквально выбил Ану из колеи. Незадолго перед тем, как позволить Капитану нагреться, Триумвир получила возможность заглянуть в сознание Бреннигена и пришла к пониманию его преступлений. Сейчас это выглядело так, словно оно растянулось до невероятных размеров, так что по нему можно путешествовать. Капитан стал своим кораблем. Судно унаследовало преступления человека и стало монументом собственным злодеяниям.

Вольева разглядывала контуры того, что раньше было криогенным саркофагом. За последнее время он врос в одну из стен и начал выпускать серебристые отростки во всех направлениях. Они могли возвращаться обратно, в потрескавшуюся оболочку саркофага и в самого Капитана и прорастать в его центральную нервную систему. Теперь эти сенсорные щупальца пронизывали весь корабль, извивались, раздваиваясь и воссоединяясь, подобно гигантским аксонам. Вольева знала множество мест, где серебристые отростки сходились и образовывали что-то вроде ганглия [27] — вероятно, основные центры обработки данных, фантастически запутанные сплетения. От прежнего физического тела Капитана, скорее всего, не осталось и следа, но его разум — раздутый, призрачный, спутанный — обитал на корабле. В этом можно было не сомневаться. Вольева пока не выяснила, чем были эти узлы — независимыми мозговыми структурами или крошечными компонентами единого сознания размером с весь корабль. Но Джон Бренниген до сих пор существовал — и это было единственным, что она знала точно.