В бухте цунами столкнулось с самим собой, породив несколько малых выплесков, но ни один из них уже не причинил таких разрушений. Примерно через минуту бухта успокоилась. Но Васко не мог не видеть, что около четверти Первого Лагеря попросту исчезло. Оставалось надеяться, что жителей из этих наиболее опасных прибрежных домов эвакуировали в первую очередь.
Блеск угасал. Корабль уже поднялся выше шаттла, набирая скорость, устремляясь к разреженным слоям атмосферы и дальше, в космос. Ландшафт, утратив привычный ориентир, казался незнакомым. Всю свою жизнь Васко провел на берегу этой бухты, и внезапно она стала чужой. Появилась уверенность, что его дома тут больше нет.
Малинин успокаивал себя мыслью, что от него ничего не зависело. Волею обстоятельств он оказался среди привилегированных, среди тех, кому не нужно возвращаться в лагерь и восстанавливать его из руин. Он улетал. Надо попрощаться с Араратом, сказать «до свидания» планете, на которой Васко родился и вырос.
Он опустился в выросшее из пола кресло, и сиденье ласково обняло его, подстраиваясь под форму человеческого тела. В тот же миг шаттл с ускорением двинулся вертикально.
Очень скоро они догнали «Ностальгию по бесконечности». Васко вспомнил, что ответила Антуанетта Бакс, когда он спросил, сможет ли капитан улететь с Арарата. Она тогда сказала: это дело возможное, но не быстрое. Подобно всем кораблям этого типа, грандиозный субсветовик был построен в расчете на ускорение в одно
Антуанетта сказала, что такой взлет уступает в скорости большинству примитивных химических ракет и даже той славной шутихе, которая доставила на орбиту первого астронавта (его звали Нил Гагарин, сказала она, и у Васко не было оснований не верить). Но вес «Ностальгии по бесконечности» в несколько сот тысяч раз превышал вес самой тяжелой химической ракеты. Эти штуковины очень быстро развивали первую космическую, но только потому, что имели запас топлива лишь на несколько минут тяги. «Ностальгия» могла годами лететь с одним и тем же ускорением.
По мере подъема субсветовика сопротивление воздуха уменьшалось. Ускорение понемногу росло, но шаттлу по-прежнему не составляло труда держаться с ним рядом. Бегство с планеты было неторопливым, даже казалось сонным. Васко понимал, что это ошибочное и опасное впечатление.
Успокоив себя мыслью, что полет будет продолжаться плавно по крайней мере несколько минут, он встал и прошел вперед. Скорпион и пилот сидели в креслах управления.
– Есть связь с «Ностальгией»? – спросил Малинин.
– Никакой, – ответил пилот.
– Надеюсь, с Антуанеттой все в порядке, – сказал Васко.
Потом вспомнил и о других людях – на борту, по последним данным, находилось минимум четырнадцать тысяч.
– С ней все будет хорошо, – пообещал Скорпион.
– Думаю, через несколько километров выяснится, кто пишет нам в небе эти слова – Ремонтуар или кто-то другой. Или вас это нисколько не заботит?
– Нисколько, – ответил Скорпион. – И знаешь почему? Потому что ни я, ни ты, ни кто другой не можем на это повлиять. Я не в силах был остановить взлет этого корабля, и мне не предотвратить того, что ждет нас наверху.
– У нас был выбор – последовать совету или нет, – возразил Васко.
Свинья зыркнул в ответ – глаза превратились в щелки то ли от усталости, то ли от презрения.
– Ошибаешься, – сказал он, – выбор был, но только у меня и Хоури. А вот у тебя не было – ты бы отправился туда же, куда и мы.
Васко хотел вернуться в свое кресло, но подумал и остался. Была ночь, но он ясно видел изогнутый горизонт Арарата. Малинин летел на шаттле в космос. Происходило то, чего ему всегда хотелось больше всего на свете. Но он никогда не думал, что покинет родную планету как беженец и что цель полета будет столь опасной и непредсказуемой. Вместо радости он чувствовал холодную тяжесть в груди.
– У меня есть право здесь находиться, – сказал он тихо, но так, чтобы свинья услышал. – Я тоже поставил свое будущее на Ауру.
– Ты хороший парень, Малинин, вот только плохо понимаешь, о чем говоришь.
– Мы были вместе – на айсберге и потом…
– Ты был одним из группы. А это не то же самое.