Скорпион хотел отказаться, и не потому, что не доверял себе. Просто держать в руках такую драгоценность – ребенка, и не просто ребенка, а Ауру – слишком большая ответственность. Была еще одна причина: внутренний голос твердил, что ему не следует вступать в физический контакт с Аурой. Другой голос, более тихий, говорил, что он уже связан с Аурой кровью. Причинить больше вреда, чем уже сделано, Скорпион не сможет.
Скорпион взял Ауру на руки и прижал к груди, несильно, просто чтобы удерживать ее понадежнее. Поразительно, но эта девочка – их достояние, ради которого они пожертвовали своим вождем, – была легка как пушинка.
– Скорпион.
Это сказала не Хоури. Это вообще не был голос взрослого человека; это даже не был голос ребенка. Это было хриплое бульканье, в котором голос едва различался, и свое имя свинья скорее угадал, чем услышал.
Аура смотрела на него узкими щелками глаз – веки у нее еще не расклеились. На губах малышки надулся и лопнул пузырь.
– Разве она может выговорить мое имя? – изумился Скорпион.
– Могу, – ответила Аура.
У него возникло сильнейшее желание отбросить сверток. Как можно такое держать в руках? И как оно вообще может существовать на свете? Но постыдный соблазн прошел так же мгновенно, как возник. Скорпион оторвал взгляд от розового личика и взглянул на мать.
– Она меня даже не видит, – сказал он.
– Да, Скорп, – кивнула Хоури, – она не видит. Ее глаза еще не развились. Но я тебя вижу, и этого достаточно.
День и ночь по поручению Скорпиона техники устанавливали по всему кораблю следящее оборудование. Они приклеивали к стенам и потолку новенькие микрофоны и барометры, потом разматывали километры кабеля, проводя его сквозь естественные тоннели в теле капитана, разветвляя и собирая в толстые магистрали, несущие информацию в центры ее обработки. Они испытывали оборудование, простукивали перекрытия и стены, открывали и закрывали герметичные двери, создавая внезапный ток воздуха из одной части корабля в другую.
Капитан терпел их присутствие и даже, казалось, пытался облегчить работу. Но по всей видимости, ему не всегда удавалось полностью контролировать процесс своего внутреннего переустройства. Волоконно-оптические линии то и дело рвались; микрофоны и барометры поглощала обшивка, и приходилось делать новые. Техперсонал воспринимал это стоически: возвращался в глубины корабля и прокладывал новые провода, иногда по три или четыре раза, пока не находил лучший, наименее уязвимый маршрут.
Чего техники не делали, так это не задавали лишних вопросов. Скорпион доходчиво объяснил им, что конечная цель работы их интересовать не должна и допытываться у него бесполезно. По крайней мере, до тех пор, пока техники не обеспечат необходимую безопасность, устранив тем самым причину, по которой их призвали.
Сам Скорпион прекрасно знал, что это за причина, и, думая о будущем, он завидовал неосведомленности техников.
Переговоры с ультра продолжались. Рашмика присутствовала на всех встречах, и ее задачей было наблюдать. Она пила чай, смотрела, как колеблется в зеркалах ее отражение, и думала о том, что с каждым часом более чем на километр приближается к Пропасти Искупления. Впрочем, у Куэйхи в покоях не было часов, так что объективно судить о продвижении собора она не могла.
После каждого торга она рассказывала настоятелю о замеченном, стараясь быть беспристрастной, ничего лишнего не акцентировать и не забывать ни о чем сколько-нибудь важном. К концу третьей встречи она уже понимала, что происходит. Куэйхи хотел, чтобы кто-нибудь из ультра привел свой корабль на низкую орбиту Хелы для охраны церкви.
Чего или кого боялся старик, она так и не поняла. Куэйхи говорил ультранавтам, что опасается других звездных кораблей, что недавно раскрыл план захвата власти на Хеле, что кто-то посягает на право адвентистов торговать реликвиями вертунов. И если на орбите появится хорошо вооруженный субсветовик, недруги поостерегутся вмешиваться во внутренние дела Хелы. Напротив, ультра, согласившись встать на сторону настоятеля, получат торговые преференции, компенсацию за рискованное пребывание корабля вблизи планеты, уничтожившей «Гностическое восхождение». Рашмика чувствовала волнение ультра: они прилетали на Хелу на шаттлах, оставив субсветовики в безопасном отдалении, на окраинах системы; никто из них не хотел провести на «Пресвятой Морвенне» ни одной лишней секунды.
Вместе с тем Рашмика ясно видела, что в планы Куэйхи входит не только обеспечение защиты. Настоятель что-то скрывал. Это не бросалось в глаза, не читалось на лице. Мимика этого человека почти не поддавалась расшифровке. И дело было не только в механическом фиксаторе глаз, конечно скрывавшем большинство движений лицевых мышц, а в полном их онемении, словно подходящие к ним нервы были ампутированы или вытравлены. Глядя на Куэйхи, она видела пустоту. Вернее, мимика была, но утрированная, натужная, словно настоятель управлял своим лицом, точно куклой-перчаткой. «Какая ирония, – думала она, – читать по чужим лицам для человека, чье собственное лицо для тебя непроницаемо».