Ковчег царя Айя. Роман-хроника

Она бросилась к палатке и, аккуратно расстегнув молнию «двери», проникла вовнутрь. Руданский терпеливо ждал, когда женщина вновь к нему присоединится. Но минуты проходили одна за другой, а Алла все не показывалась. Журналист стал поглядывать на часы и откровенно нервничать. А затем не выдержал и негромко позвал:

– Эй, где ты там?

В тот же миг из палатки выползла Алла, и Кирилл увидел, что спутница держит за лямку рюкзак.

– Зачем он тебе? – удивился Руданский.

– Пригодится, – неопределенно сказала Алла, – сказал же царь Айя: «Всякое может случиться».

Кирилл только головой дернул.

– Снова ты за свое: «Царь Айя да царь Айя». Какая упрямая женщина, однако!

Вильям и Корень

4

Когда Кудеяр покинул теперь уже навсегда мыс Айя, Василий Корень и Вильям остались одни. Бывший подельник атамана предоставил чужестранцу полную свободу, и тот мог делать все, что ему хотелось. Но Вильям, убитый горем после смерти любимой Джейн, только сидел у ее могилы и тупо смотрел на холмик свежей земли. Казалось, весь мир для него перестал существовать, и лишь крохотный кусочек земли еще представлял какой-то интерес. Он часами разговаривал с той, которую так любил все последние годы и которой стремился преподнести дорогой подарок. Вильям иногда кивал головой, иногда улыбался, а иногда, как дитя, плакал навзрыд. Его не смущал ни сильный ветер, и временами налетающий дождь, ни солнце, обжигающее своим горячим дыханием все в округе.

Василий Корень, человек сильный, упрямый и никогда не падавший духом, не мог спокойно смотреть на то, как убивается по женщине этот странный человек. Джейн уже не вернуть, ее тело предано земле, а душа ушла к Богу. Страдания, выпавшие на ее долю, закончились, и теперь надобно самому Вильяму подумать о собственной судьбе, а не умирать на этом безлюдном клочке земли!

Однажды Вильям обратился к Кореню со странным вопросом: не разрешит ли тот взять часть сокровищ, хранящихся в пещере? Василий удивился, но разрешил. Может быть, теперь чужестранец как-то оживет, возьмет себя в руки и уйдет подальше от этих мест? Но Вильям поступил по-иному. Он приволок на поляну, где была похоронена Джейн, огромную кучу самоцветов и стал аккуратно выкладывать из них какой-то мозаичный рисунок. Проходили дни, один за другим, а Вильям с упоением раскладывал камни на примятой траве. Василий несколько раз подходил к нему и молча наблюдал за странным занятием бывшего узника. Дивился замысловатым узором, а затем так же тихо уходил. Он даже не знал, видел ли Вильям его или, упоенный своей работой, никого и ничего не замечал.

Надо признать, что не только Вильям, но и Корень после смерти Джейн почти перестали принимать пищу. Если состояние чужестранца еще как-то можно было объяснить, то отсутствие аппетита у Василия, человека, далекого от сентиментальных проявлений, не поддавалось никакому истолкованию. Корень сам перестал себя понимать. Что так сильно повлияло на его рассудок: уход верного товарища Кудеяра, смерть Джейн или неизмеримая ничем тоска Вильяма? А, может быть, виной всему эти самые самоцветы, которые сейчас Вильям, как ребенок, раскладывал на траве? Знать бы…

Однажды, бесцельно блуждая по окрестным полянкам, Корень набрел на уголок, где долгое время каялся Кудеяр. Атаман показывал своему товарищу это тихое и странное место и даже предлагал как-то присоединиться и вместе очистить душу от содеянных грехов. Но тогда Василий отверг предложение Кудеяра. А жаль…

5

Став на колени, Корень неумело перекрестился и стал вспоминать молитвы, известные ему с далекого детства. И вдруг в голове всплыло: «Помилуй мя, Боже» – это молитва кающихся. Странно, что Василий вспомнил именно ее, хотя никогда в жизни читать ее прежде не приходилось.

– Помилуй мя, Боже, грешника великаго, раба Божьего, Василия, – начал он громко, выговаривая каждое слово, – помилуй…

Сколько времени провел Корень в молитве, он не помнил. Очнулся от странного ощущения, будто на него кто-то пристально смотрит. Он возвел глаза к небу, но увидел лишь легкие облака да кроны высоких деревьев. Тогда Василий боязливо посмотрел по сторонам и… заметил оленя, стоявшего в отдалении и пристально его рассматривавшего. На душе стало легко, впервые за последнее время.

Он отряхнул колени и побрел на поляну, где похоронили Джейн. Вскоре он нашел и Вильяма, молча раскладывающего на земле самоцветы.

– Мне не хватает камней, – сказал ему чужестранец, – я хочу выложить имя «Джейн» и обрамить его узорами.

– Да бери сколько хочешь, – разрешил ему Корень, – знать, только для сего дела самоцветы и пригодны.

Ему так стало приятно от сказанного, что даже решил бывшему узнику отдать все драгоценности, коли тот пожелает.