Ковчег XXI

У скал и возле трепетной воды,

на улице, причале и перроне,

в Беляеве, Женеве и Вероне

искал я затаенные следы.

Атланты с экскурсантами глазели на

то, как я, невежа и плебей,

в Москве, Афинах, Вене и Марселе

распугивал вальяжных голубей.

В степи, что нянчит спеющие злаки,

в угрюмых, цепенеющих горах,

осиливая время, лень и страх,

отыскивал я спрятанные знаки.

Нашел. Но никому не говорю,

что выронил находку из перчаток —

души неугасимый отпечаток,

похожий на пропавшую зарю.

Историк

Прошлое, как сено, вороша:

летописи, были, кривотолки, —

суетная мается душа

в поисках мифической иголки.

Умная, пытливая рука,

истины отыскивая крохи,

каменные щупает века,

бронзовые трогает эпохи.

Молью лет изъедены меха,

с надписей слетела позолота.

В ноздри набивается труха,

душат испарения болота.

Но историк, тужась и ворча,

знай полощет камушки в корыте,

и душа трепещет, как свеча,

на ветру сомнений и открытий.

Я два и два сложил

Я два и два сложил, я их связал

и стопку бросил в угол по привычке.

Душа теперь похожа на вокзал,

куда не ходят даже электрички.

Тут залы ожидания в пыли,

а живопись на стенах коридора

причудливей фантазии Дали,

разнузданнее кисти Сальвадора.

Умолкла безалаберная речь,

ушла она с букетами, вещами.

Ни сладкого тепла счастливых встреч,

ни слез тебе, ни трепета прощаний.

Ослеп, оглох и онемел перрон,

и рельсы обленившиеся ржавы.

И сумрачно, как после похорон

судьбы, любви, надежды и державы.

Книга судьбы

В книге судьбы не найти оглавления,

не разобрать ненаписанных строк.

Шумно страницы листает волнение, только никак не найдет эпилог.

То ли с надеждою, то ли с тревогою,

сутки за сутками, лист за листом,

ищет измученно зрение строгое,

чем и когда завершается том.

Все, что начертано, не исполняется, —

ереси планов и лесть ворожбы…

Время подходит и тихо склоняется

над незаконченной книгой судьбы.

Свет вечерний. Стихи 2008–2012 годов

Снегопад

Срывался – и переставал, но это не каприз.

Не плутовал, не бастовал: набрасывал эскиз.

Он был как будто не готов к искусству января.

Тянулся нехотя на зов слепого фонаря.

Лениво поверху скользил. И все-таки к утру

созрел – и миф изобразил резьбой по серебру.

Березы в ряд, узор оград, газоны вдоль дорог.

И город стал, как на парад, величествен и строг.

А снег бестрепетно глядел на почести ему.

Как будто разом охладел к успеху своему.

Поэзия